Монастырь

На этот момент единственной зацепкой, несообразностью были трусики в кулаке второго убитого зычка. Этим предметом белья мог ранее обладать и пидор, причем не простой, а личный "женщина" какого-то крутого блатного. Другие не могли позволить себе иметь такие "символы профессии". Но ни Гладышев, ни Сапрунов, зная местные порядки, вряд ли стали бы якшаться с этой породой опущенных, будучи в курсе, что за такими поползновениями может воспоследовать. Кроме того, даже если первый из них и вступил в контакт с таким "петухом", судя по сведениям, полученным от зеков, знавших Гладышева, он не стал бы домогаться его сексуально.

Конечно, там, внутри стен, или на замурованном этаже прекрасное место для оргий, но зачем туда лезть с опущенным, если его можно попользовать и в более доступных местах?

Размышляя так, Игнат Федорович по иному взглянул на казавшиеся раньше смешными доносы про женские крики и стоны на четвертом этаже. Теперь куму стало ясно, что эти факты действительно имеют место. Но подозревать, или почти точно знать о факте оргий, и схватить за причинно-следственные места их участников – два разных дела. А без второго, то бишь выявления участников оргий и, без сомнений, убийц, знание об их наличии было для Лакшина почти бесполезным, лишь давая своим наличием позыв к немедленным действиям. Только каким?

Надо искать женщин, как во всей классической детективной литературе. От этой мысли Лакшин хмыкнул. А чего их искать? Они же рядом. Шесть километров – и вот он, женский лагерь. Почти наверняка женщины оттуда!

Сетуя, что не подумал об этом раньше, Игнат Федорович опрометью выскочил из своего кабинета и уже через десять минут ехал на тряском зоновском "козлике" по бетонке.

Кума женского лагеря, Илью Сергеевича Типцова, майор знал не слишком хорошо. Несмотря на то, что они неоднократно встречались в Хумске на разного рода совещаниях работников ИТУ, да и работали в непосредственной близости друг от друга, тесного контакта между оперативными работниками не получалось. Типцов, носивший невесть откуда взявшееся прозвище Парафин, всегда был замкнуто-агрессивен. Лапша всегда опасался подобных людей, резонно подозревая, что за таким поведением скрывается либо природная глупость, либо самовлюбленность, вещи, впрочем, достаточно сильно связанные одна с другой.

Вспоминая, что же ему известно об Илье Сергеевиче, кум без труда смог вспомнить лишь две истории. Первая о том, как Парафин едва не уговорил начальника своей колонии принудительно ввести для всех зечек пирсинг. Идея заключалась в том, чтобы всем женщинам детородного возраста навесить на половые губы финские замочки, снимая их лишь на время длительных свиданий, дабы воспрепятствовать царившему в лагере, с точки зрения Типцова, разврату. Официально становила борца за нравственность лишь финансовая сторона дела. Но на самом деле все было веселее. Стоимость проделывания дырок была невелика, но из-за этой гипотетической операции было бы потеряна масса рабочих человеко-дней не только зечек, но и самого кума, ибо снимать и одевать замки ему пришлось бы не два раза в год у одной бабьей особи, а гораздо чаще, на чем настаивала тамошняя врачиха, объяснившая Типцову некоторые особенности женской физиологии. Никому иному, кроме себя, Парафин не мог доверить операцию по размыканию преград во влагалище и перспектива ежедневно отвлекаться на это не менее сотни раз, да еще и пачкаться при этом в чужой крови охладила пыл кума. Он отказался от своей затеи, сделав вид, что финансовое положение лагеря не позволяет закупить должное количество замков.

Вторая байка была менее забавной, ибо ее последствия коснулись и самого Лакшина. В позапрошлом году Илья Сергеевич, желая выслужиться перед грядущей комиссией из ОУИТУ еженедельно устраивал по всему лагерю грандиозные шмоны. Их итогом стала гигантская коллекция "машин", заточек, самодельных фаллоимитаторов, запрещенной косметики, разных сортов чая и "деловья". Всю эту кучу Парафин гордо представил проверяющим. Но вместо благодарности за добросовестную оперативную работу, Типцов схлопотал выговор за то, что позволил запрещенным предметам появиться у себя в лагере в таких астрономических количествах. Из-за этого последовало несколько постановлений, призывающих больше внимания уделять профилактике нелегальных контактов зеков с волей. Лакшин, как обычно, проигнорировал их, считая, что чем больше закручены гайки, тем сильнее давление пара. За это свое особое мнение он едва не поплатился, когда его начальство из города решило совершить набег на его зону. Игнату Федоровичу тогда повезло: за время хмурого противосидения его и прибывших, городские шмональщики не смогли выявить ни одного водилу, занимавшегося нелегальными поставками чая. После этого случая кум лично провел беседу с каждым из шоферов и представителями поставщиков или получателей продукции, посещавших его лагерь. Результатом стало то, что Игнат Федорович сильно пополнил свой список зычков, контактирующих с волей.