Монастырь

Гвендилена смотрела во все глаза. Рубе при помощи крюков выволок из огня большой железный ящик – тот был раскален почти докрасна – и принялся щипцами доставать оттуда каменные голыши, которые немедля отправлял в купель. Голыши шипели, громко потрескивали, и выпускали целые облака пара. Покончив с этим занятием, он установил сиденье обратно и вновь что-то промычал.

– Готово, госпожа, – сказала Миа, стянув с Гвендилены простыню. Рубе вдруг поцокал языком и протянул руку, попытавшись ухватить горничную за грудь.

– Пшел, пшел, – беззлобно фыркнула та, стряхивая его ладонь, – Линна, гони его прочь!

В купальню влетела Линна и подзатыльниками и тумаками принялась выталкивать Рубе. Вокка обиженно ворчал, прикрывая голову.

– Не обращайте на него внимания, госпожа, – сказала Миа, – он вообще безобидный. Дурачок дурачком. А теперь назад откиньтесь, я вам волосы высушу.

– Лакрица? – спросила Гвендилена, услышав островатый запах, слегка напоминающий анис.

– Самое лучшее средство, – кивнула Миа, мягко массируя ей голову. – Это чтоб волосы блестели. А вы там чем голову мыли?

– Да ничем особенно, – сказала новоявленная «госпожа». И, чуть подумав, схитрила: – У дикарей от всей этой роскоши быстро отвыкаешь.

– А я в этом мастерица, – бесхитростно сообщила Миа, – у меня матушка по части трав все знала, с детства учила. Это дело непростое, Линна вот в этом вообще ничего не понимает, да и не хочу я об этом кому-то рассказывать.

– А мне?

– Вам могу. Вы ж не будете секреты выдавать?

– Нет, – улыбнулась Гвендилена.

– Здесь надобно горшок взять с маленькими дырочками на дне. Кладешь туда солому ячменную, цикламен – непременно дикий надо, – и пепел лозы. Потом тот же цикламен, еще горсточку, с соломой и лакрицей прокипятить, и в горшочек вылить. А вот то, что снизу вытекает, нужно собрать. А когда волосы чистые и уже почти сухие, намазать и не смывать. Так и запах приятный, и блестят.

Миа сделала шаг назад, весьма довольная результатом своих трудов.

– И вообще, – добавила она, – если мазь какую сготовить надо, волосы подкрасить или, к примеру, удалить их оттуда, где их быть не должно – это я все умею. Потому меня матушка Айне и держит. Не для черной работы, – гордо закончила девушка.

– Спасибо, Миа. – Гвендилена тряхнула головой, с удовольствием ощутив чистоту своей шевелюры. – Что теперь?

– Пожалуйте в опочивальню, госпожа. Линна уже должна платье приготовить.

Платье действительно лежало на кровати, а Линна смахивала с него несуществующие пылинки. Гвендилена, завернувшись в простыню, застыла в потрясении. Такого она даже не ожидала.

Это было что-то роскошное, ослепительно белого цвета с богатым золотым шитьем по подолу. Рядом с кроватью стояли туфельки – тоже белые и с вышивкой.

Рядом возникла Миа – она уже успела облачиться в обычный наряд, – и сняла с плеч своей новой госпожи простыню. На Гвендилену надели нижнюю рубаху, тонкую и почти невесомую, а затем и само платье, туго зашнуровав его на спине. Завершил наряд пояс – витой золотой шнур, который дважды обернули чуть ниже талии и завязали в несложный узел на уровне живота; концы шнура почти достигали колен.

Гвендилена подошла к зеркалу, закусив губу от волнения. Платье было простым и в то же время неописуемо прекрасным. С глубоким вырезом, слегка приоткрывавшим грудь, оно плотно облегало стан и верхнюю часть бедер, спускаясь вниз струящимися складками. С подолом настолько длинным, что он на добрые пару футов волочился сзади по полу, а спереди чуть приподнимался, открывая носочки туфель. Рукава – тоже с золотой вышивкой – расширялись от локтей и свободно свисали вниз. Волосы Гвендилене расчесали и забрали в сеточку с десятками тускло поблескивавших мелких жемчужин.

Дверь скрипнула и на пороге возникла дородная фигура домоправительницы. Увидев Гвендилену, матушка Айне замерла.

– Фух, – выдохнула она, – вот теперь я, пожалуй, готова поверить своим глазам. Вылитая мать… А вы чего застыли? – вдруг рявкнула кастелянша, – а ну, живо вниз! На кухне два подноса, Идвал покажет. Одна нога там, другая – здесь. Я пока тут побуду.

Девушки стремглав бросились из опочивальни. Домоправительница, одобрительно качая головой, обошла вокруг Гвендилены, чуть подправив складки на ее платье.

– Матушка Айне, – Гвендилена продолжала нервно покусывать губы, – вы можете рассказать мне…

Она запнулась. Айне понимающе кивнула.

– Не знаешь, как спросить? Садись. – Кастелянша указала на одно из роскошных кресел. И кресла, и кровать были сделаны из какого-то беленого дерева и густо украшены позолотой. Сама Айне уселась напротив, долго пристраивая свои необъятные формы между подлокотников.

– Его милость Тэлфрин не велел с тобой разговоры разговаривать, – произнесла она после минутного молчания, – но есть у меня ощущение, что ты не лыком шита. Поэтому все равно скажу. Это у них с мейстером Орнвортом, куда не плюнь, высокая политика, сто раз отмерь, один – отрежь, а мне это без надобности. У меня и свои глаза есть. Вот этими руками, – кастелянша протянула вперед пухлые белые ладони, – тебя качала. Правда, недолго.