Монашка к завтраку

Странное наваждение длилось три недели. Друзья недоуменно пожимали плечами, опасаясь, уж не тронулся ли Дик умом. И вдруг он совершенно неожиданно пришел в себя, словно кризиса и не бывало. Исцеление произошло на званом обеде, который давали Кравистеры.

Мистер Кравистер занимал в колледже Эзопа должность директора. Это был тихий, приятный, образованный пожилой человек с белоснежно-седыми волосами и лицом, подобающим святому, если бы по иронии судьбы оно не было «украшено» пунцовым носом-картошкой, будто взятым из реквизита клоуна. Супруга директора, миссис Кравистер, массивная и величественная, напоминала галеон под всеми парусами. Тот, кто видел эту даму впервые, поражался ее чувству собственного достоинства, или попросту спеси, как сказали бы в елизаветинские времена. Те, кто знал миссис Кравистер, опасались ее эксцентричной натуры, скрывавшейся под внешней напыщенностью. Никто не мог предугадать, что именно в следующий момент произнесет она хорошо поставленным голосом. Нельзя сказать, чтобы ею двигал лишь злой умысел, хотя колкое ироничное словцо всегда было готово сорваться с ее языка. В разговоре с супругой директора следовало постоянно находиться начеку. С людьми, которые говорят обычные, понятные вещи, всегда приятно общаться. С миссис Кравистер дела обстояли ровно наоборот. Самое лучшее, что мог сделать собеседник этой дамы, услышав очередную неожиданную фразу, – постараться выглядеть не таким идиотом, каким он себя чувствовал.

Миссис Кравистер принимала гостей (все они были юношами) с торжественной учтивостью. Молодым людям льстило, что с ними обходятся как со взрослыми мужчинами. Однако в глубине души каждого из приглашенных таилось смутное подозрение: любезность миссис Кравистер – всего лишь ирония, столь тонкая, что заметить ее практически невозможно.

– Добрый вечер, мистер Гай, – изрекла миссис Кравистер, протянув руку и прикрыв глаза. Она любила проделывать этот фокус с глазами, чем мгновенно обескураживала собеседника. – С большим удовольствием вновь послушаю ваши размышления об эсхатологии[10].

Гай, который никогда не размышлял об эсхатологии и даже не догадывался, что означает это слово, неуверенно улыбнулся, издав тихий протестующий возглас.

– Эсхатология? Какая увлекательная тема! – послышался мелодичный голос Генри Кравистера (сына четы Кравистеров), мужчины около сорока, работавшего в Британском музее, человека безупречной эрудиции и воспитания.

– Если бы я хоть что-нибудь в ней понимал, – в отчаянии пробормотал Гай.

– Ну уж не скромничай! – возразил Генри.

Его матушка пожимала руки остальным гостям, вызывая у одних улыбку облегчения любезной фразой, а других приводя в замешательство очередной неожиданной репликой, которая могла бы сокрушить спокойствие гораздо более опытного в светских премудростях человека, нежели юнца-школьника. Группу приглашенных замыкали Фрэнсис Кварлс и Дик. Миссис Кравистер медленно подняла распухшие восковые веки и пару мгновений молча разглядывала молодых людей.

– Античность и готика бок о бок, – наконец произнесла она. – Лорд Фрэнсис – как шедевр из Ватикана, что-нибудь из более поздних работ. А мистер Гринау напоминает небольшую горгулью с крыши собора Парижской Богоматери. Две эпохи в искусстве: как ярко видна разница между ними. А в моем муже явно прослеживается нечто малайское. Истинно малайское, – повторила миссис Кравистер, пожимая мальчикам руки.

Дик покраснел до корней волос, зато апатично-надменный Фрэнсис и бровью не повел. Дик исподтишка взглянул на него и почувствовал новый прилив восхищения.

Компания собралась, и миссис Кравистер, обведя взглядом присутствующих, возвестила:

– Мистера Копторн-Слезинджера ждать не будем. – И царственно выплыла из комнаты.

К этому подчиненному своего супруга миссис Кравистер питала особенную неприязнь, которую выказывала при любой возможности. В случае, когда любая хозяйка сказала бы: «Прошу всех к столу», миссис Кравистер предпочла иную формулировку: «Мистера Копторн-Слезинджера ждать не будем». Человек, незнакомый с характером миссис Кравистер, войдя в столовую, с изумлением увидел бы, что все места заняты, и обед прекрасно проходит без единого упоминания о мистере Копторне. Кстати, на обеде мистер Копторн так и не появился – по той простой причине, что его не позвали.

Обед начался в обстановке легкой нервозности и смущения. На одном конце стола директор рассказывал забавные случаи из жизни колледжа шестидесятых годов, над которыми лихорадочно-принужденно смеялись сидящие рядом ученики. На другой стороне Генри Кравистер, все еще развивавший тему эсхатологии, цитировал Сидония Аполлинария[11] и Коммодиана де Газа[12].

Закончив долгую беседу с дворецким, миссис Кравистер внезапно повернулась к Дику со следующей репликой:

– Так значит, вы страстный любитель кошек! – заявила она так, словно битый час обсуждала с Диком эту тему.