Монашка и дракон

– Пройдемте, – сказал дракон и пошел первым.

В монастыре он вел себя, как дома.

Я знала, что он часто приезжал к настоятельнице, когда еще шла война, но после того, как последние мятежники против драконов были изгнаны, ни разу не появлялся в монастыре святой Пучины. Что же случилось, если он решил снова посетить это место? Паломничество? Я верила в набожность драконов так же, как в зеленых кошек.

Их было около двадцати – маркграф с младшим братом, тоже драконовой крови, пара слуг и рыцари. Рыцари были людьми, но для меня они были еще хуже захватчиков – предатели. Все предатели.

Мы расположились в большом зале для молитвы, где сейчас накрыли стол. Трапезная была слишком мала и слишком убога, чтобы угощать там важных гостей. Столы накрыли скатертями, которые ссудили на время в ближайшей деревне, и хотя угощение было постным, настоятельница закупила лучшие овощи, орехи, а мед был наш, собственный, с монастырской пасеки.

Гости ели с удовольствием, хотя младший брат маркграфа пожаловался на отсутствие мясных блюд. Я посматривала на него с не меньшим интересом, чем на старшего брата. Младший был ростом пониже, но такой же крепкий. Братья были очень похожи, но глядя на младшего я не испытывала такого панического ужаса, который охватил меня в рядом с маркграфом. Судя по тому, что с младшим братом рыцари заговаривали вольготнее, ужас перед милордом Гидеоном испытывала не только я.

– Доехали хорошо, – рассказывал маркграф настоятельнице, – и погода прямо как для нас. Осень, давно бы дожди ударили, так нет – сухо и тепло. Не иначе, твоими молитвами? – он хохотнул.

– На все воля небес, – ответила мать-настоятельница. – Но мы и правда молились о вашем благополучном путешествии, ибо… – она вскинула указательный палец.

– Молитва – одно из крыл, что несет нас через огненное море, – сказала я. – Книга откровения, глава четырнадцатая, стих двенадцатый.

Тут можно было бы и остановиться, но что-то словно подтолкнуло меня, и я проговорила без заминки:

– Одно крыло – молитва, а второе крыло – смирение перед волей небес и теми, кого небеса ставят охранять стадо свое. А кому недостает смирения – тот птица однокрылая, и лететь не может. Глава четырнадцатая, стих пятнадцатый.

Плечо матери-настоятельницы дернулось, что было знаком раздражения. Но сказанного не воротишь.

– Это кто там пищит из-за вашей спины, матушка? – дракон отчего-то заговорил с настоятельницей уважительнее, и я приписала это себе в заслуги.

И в самом деле, его «тыканье» было оскорбительным. Так мне показалось, даже если мать-настоятельница предпочла этого не заметить.

– Это сестра Виенн, – сказала она сдержанно, и по голосу я поняла, что настоятельница недовольна.

Интересно – чем? Моим самовольством или грубостью дракона?

– Она оскорбила тебя? – вскинулся младший брат, через стол зло посмотрев в мою сторону.

Мне не дали места, и я стояла за креслом настоятельницы. Спинка была достаточно высокой, чтобы я могла спрятаться за ним с макушкой, если пригнусь. Но сейчас мне совсем не хотелось прятаться. Гости должны понять, что они – всего лишь гости.

– Нет, не оскорбила, – дракон жестом остановил младшего брата и повернулся к матери-настоятельнице, привычно уперев кулак в бок. – Не обращайте внимания на Дилана – он горяч не в меру. Но вы-то его знаете, матушка. А вот ваш «цитатник» я впервые вижу и слышу. Откуда такое чудо?

«Цитатник»! Я вспыхнула от негодования. До сих пор я считала почетным следовать за настоятельницей и цитировать Писание, но в устах дракона это стало чем-то чуть ли не неприличным.

– Сестра Виенн всего лишь три года в монастыре, – чинно пояснила мать Беатриса. – У нее хорошая память и она прочла много книг.

– Я вижу, что память хорошая! – расхохотался дракон. – А еще и язычок злой, как посмотрю. Упрекнула меня, значит, что я – птица однокрылая? Вроде как летать не могу?

Да ведь он – дракон. Значит, летать для него – привычное дело.

– Что молчишь? – спросил маркграф, пытаясь рассмотреть меня за спинкой кресла.

– По уставу монастыря сестры могут говорить только с моего разрешения, – пояснила настоятельница.

– Так дайте ей разрешение, – нетерпеливо потребовал дракон. – Она говорит забавные вещи, пусть меня развлечет.

– Сестры изучают Писание не для забав, – строго одернула его настоятельница, – ибо…

– Истины небесные – не развлечение для ума, а средство для его воспитания, – тут же отозвалась я, когда сухой палец матери Беатрисы взметнулся вверх. И снова, словно кто-то заставил меня говорить больше, чем следовало. – А кто ищет в божественных тайнах развлечений – тот неразумец и глупец, и дом его – геенна огненная. Книга откровения, глава вторая, двадцать шестой.

– Сестра Виенн, – посчитала нужным сделать мне внушение мать-настоятельница.

– Что вы, матушка, я ничуть не обиделся, – заверил ее дракон. – Наоборот, все так для меня познавательно. Сам-то я не осилил и двадцати стихов из священной книги, а тут меня просвещают лучше, чем каноник на проповеди в седьмицу.