Монаший капюшон

— Нет, нет, — с веселым нетерпением воскликнул Кадфаэль, — я не это имел в виду. Заходи в тепло, а потом прикрой дверь, а то из-за этого ветра жаровня дымится. Входи, входи, я только дам, что нужно, брату Эдмунду, и займусь тобой.

Дверь открылась ровно настолько, чтобы позволить сухопарому молодому человеку со смуглым худощавым лицом протиснуться внутрь. Вошедший тут же торопливо закрыл ее за собой и замер. Он не вымолвил ни слова и выглядел так, будто хотел стать невидимым, но глаза его раскрылись от любопытства и удивления при виде развешанных по стенам высушенных трав и полок, уставленных бутылями и горшками, таившими урожай минувшего лета.

— Ах да, — припомнил брат Эдмунд, — чуть не забыл. Брата Риса совсем доняла ломота в плечах и спине. Он прямо извелся от боли. У тебя осталась та мазь, которая прежде ему помогала?

— Найдется. Погоди, я сейчас тебе отолью, только бутылку достану.

Кадфаэль поднял с пола на скамью большую шестифунтовую бутыль и стал шарить по полкам в поисках склянки из темного стекла. Потом он осторожно откупорил бутыль и перелил в склянку темную, вязкую, маслянистую жидкость, распространявшую резкий запах. Закончив, монах снова закупорил бутыль деревянной пробкой, придерживая ее льняной тряпицей, старательно обтер горлышки обоих сосудов и бросил ветошь в маленькую тлеющую жаровню.

— Это средство хорошо подействует, особенно если отыщется кто-нибудь с сильными пальцами, чтобы втереть его и как следует размять больному суставы. Но Эдмунд, обращайся с ним осторожно и ни в коем случае не подноси к губам. Это наружное средство, внутрь его принимать нельзя. И им опасно пользоваться, если на коже есть язвы, царапины или раны. Оно ядовито.

— Такое опасное? А из чего оно сделано? — с интересом спросил Эдмунд, поднося склянку к глазам, — вязкая жидкость всколыхнулась и растеклась по стеклу.

— Это земляной корень одного растения — его называют борец, или монаший капюшон, — вываренный в смеси льняного и горчичного масел. Очень ядовитый корень: достаточно проглотить чуть-чуть — и можно отправиться к праотцам. Так что будь повнимательнее и не забывай как следует мыть руки. Но для старых больных костей это лучшее растирание, оно чудеса творит. Его надо хорошенько втереть, и сначала больной почувствует покалывание и жжение, а потом боль быстро уймется. Ну как, больше ни о чем не забыл? А хочешь, я сам пойду с тобой в лазарет. Эту мазь нужно втирать глубоко, а я в этом деле поднаторел.

— Пальцы у тебя железные, уж я-то знаю, — отозвался брат Эдмунд, пристраивая склянку в суму, — на себе испробовал. Помнишь, когда ты меня растирал, я думал, что на мне живого места не осталось, а на другой день я уже был на ногах. Да, приходи, брат Рис будет тебе рад. Память его нынче подводит, он мало кого узнает, особенно из молодых братьев, но тебя он не забыл.

— Он припомнит всякого, кто заговорит с ним по-валлийски, — промолвил Кадфаэль, — приятно ведь услышать язык своей юности. Он в детство впадает, со стариками это случается.

Брат Эдмунд взял свою суму и направился к выходу. Худощавый молодой человек отступил в сторону и услужливо распахнул дверь. Брат Эдмунд улыбнулся, поблагодарил его и вышел, а тот притворил за ним дверь.

Брат Кадфаэль посмотрел на парня, который оказался не таким уж и тощим, ростом он был на несколько дюймов выше, чем сам Кадфаэль, держался прямо, и в движениях его чувствовалось проворство и настороженность лесного зверя. Ворвавшийся сквозь дверь порыв ветра растрепал густую копну светло-каштановых волос. Светлая бородка, обрамлявшая скулы, подчеркивала резкие, ястребиные черты его лица. Ярко-голубые смышленые глаза уставились на Кадфаэля.

— Ну что, приятель, чем я могу тебе услужить? — обратился к нему монах, сдвигая горшочек с огня и еще раз окидывая незнакомца взглядом. — Мы вроде бы не знакомы, но все одно, добро пожаловать. Какое у тебя ко мне дело?

— Меня послала госпожа Бонел, — ответил молодой человек низким голосом, который был бы приятен на слух, если бы в нем не ощущалась некоторая скованность. — Говорят, что у тебя можно разжиться приправами. Брат-попечитель странноприимного дома сказал, что если у нее выйдут собственные запасы, можно будет обратиться к тебе. Мой господин сегодня переехал сюда — он будет жить в предместье в качестве гостя аббатства.

— Ах да, — кивнул Кадфаэль, припоминая подаренный аббатству манор Малийли. — Стало быть, они благополучно переехали. Ну дай Бог, чтобы остались довольны. А ты, выходит, их слуга и будешь им пищу приносить? Тебе не помешает разузнать, что тут да как у нас в обители. Ты уже побывал на аббатской кухне?

— Да, господин.

— Да какой я господин, — добродушно отозвался Кадфаэль, — называй меня братом, так оно вернее будет. А тебя как зовут, приятель? Нам ведь с тобой теперь придется встречаться, так что не худо и познакомиться.