Не прерывавшие общения с церквами Востока церкви Запада воспитывают то же понимание христианского идеала и столь же легко поддаются аскетическим тенденциям эпохи. Уже в половине III века приобретают все большее значение аскетические требования. Ревностные христиане и христианки, отрекшись от имущества и брачных уз, по двое, по трое живут в городах, образуя знакомые нам аскетерии – «solum aut primum genus monachorum» Италии, по выражению Блаженного Иеронима[18]. Повышение религиозности понимается как аскеза. Галльский магнат Павлин Ноланский отказывается от своих богатств, братски живет со своей женой и переселяется в Италию к могиле святого Феликса. Сделавшись епископом, он не перестает покровительствовать монашеству и аскетизму. Все прочнее укореняется обычай при вступлении в ряды клира порывать плотские сношения со своей женой, и собор в Эльвире (306 г.) угрожает нарушителям этого обычая лишением сана. Даже среди простых мирян распространяется «духовный брак». Девы дают обет безбрачия, посвящая себя Христу. Знатная римлянка Азелла, с двенадцати лет «заключив себя в теснины одной комнаты, услаждается широким пространством рая». Она постится, носит грубую тунику, терзающую юное тело. «Никогда не появлялась она в публичных местах, не говорила с мужчинами. Почти невольно поспешала она к преддверию мученичества». Другие в храме торжественно приносят свой обет и получают особое покрывало, приличествующее невестам Христовым (virgines velatae). «Много вдов и дев живут вместе, зарабатывая себе пищу тканьем. Во главе их стоят наиболее почтенные и опытные в нравственном воспитании и образовании духовном». Мало-помалу устанавливается правило ненарушимости обета девства, особенно для торжественно произнесших его virgines velatae.
Знатная римская матрона Марцелла, потеряв мужа через семь месяцев после свадьбы, решила вести религиозную жизнь. Богатый, но уже старый магнат тщетно добивался ее руки. «Иногда и молодые умирают рано», – прислал он сказать ей, намекая на смерть ее мужа. «Молодые иногда умирают рано, – отвечала она, – но старик не проживет долго». Избрав себе уделом «вдовство Христово», Марцелла отказалась от роскошных одежд, «отвергла золото вплоть до ничтожного кольца». Боясь искушений, она не вступала в беседы наедине даже с клириками и монахами, окружив себя почтенными матронами и целомудренными девами, не посещая дома замужних, «чтобы не видеть того, что презрела». Постясь, молясь, читая Священное Писание, живо интересовалась Марцелла делами Церкви, употребляя в ее пользу все свое влияние. Ей известно было восточное анахоретство, но тогда в Риме монашество считалось еще подозрительным новшеством, и, несмотря на близкое знакомство с Иеронимом, несмотря на красноречие этого бурного аскета, Марцелла осталась в миру.
На Западе аскетические тенденции прежде всего проявились в большей строгости жизни ревностных христиан, в распространении идеала девства и аскетических требованиях, предъявляемых к клиру. Распространеннейшей формой жизни аскетически настроенных мирян являются общежития аскетов или аскеток около города или в самом городе (аскетерии – «diversoria sanctorum»», как называет их Блаженный Августин). От этих аскетериев через отдельные группы и семьи, ведущие более строгий образ жизни, как группа Марцеллы или семья Павлы, впоследствии вместе с Иеронимом переселившаяся в Вифлеем, незаметен переход к обыкновенным мирянам. С другой стороны, были и люди, уходившие от мира, бежавшие на Восток, как Иероним, Руфин и обе Мелании, основывавшие там монастыри. Но насколько здесь Запад самостоятелен, сказать трудно. Во всяком случае, влияния родины монашества – Востока сказались очень рано и сплелись до неразличимости с западной аскетической струей.
Виднейшие Отцы Церкви распространяли идеи аскетизма. «Бог хочет, чтобы в нас было Его подобие, чтобы были мы святы, как свят Он сам». «И что будет с тем, кто отдает на поругание члены Христовы и превращает дом Духа Святого в дом порока?» Первой ступенью святости является девство от рождения, второй – девство от второго рождения, то есть от крещения, третьей – моногамия, «когда после одного брака отказываются от влечений пола». Но и единый брак как-то не вяжется с аскетическим настроением эпохи.