Монахиня. Племянник Рамо. Жак-фаталист и его Хозяин

А кроме того, читатель, все любовные побасенки да любовные побасенки! Одну, две, три, четыре я вам уже рассказал, три или четыре еще предстоят; слишком много любовных побасенок! Правда, поскольку мы пишем для вас, надо либо отказаться от вашего одобрения, либо руководствоваться вашим вкусом, а вы решительно стоите за любовные побасенки. Все ваши новеллы в стихах и в прозе — любовные побасенки; почти все ваши поэмы, элегии, эклоги, идиллии, песни, послания, комедии, трагедии, оперы — любовные побасенки. Со дня своего рождения вы питаетесь одними только любовными баснями и все еще не пресытились. Всех вас, мужчины и женщины, взрослые и дети, держат и еще долго будут держать на этой диете, и она вам не надоест. Поистине, это изумительно! Мне хотелось бы, чтобы история секретаря маркиза Дезарси тоже оказалась любовной басней, но боюсь, что это не так и что она вам надоест. Тем хуже для маркиза Дезарси, для Хозяина, для Жака, для вас, читатель, а также для меня.

— Наступает момент, когда все девочки и мальчики впадают в меланхолию; их мучит смутное беспокойство, которое распространяется на все, не находя исхода. Они ищут одиночества, плачут, умиляются монастырской тишиной; картина мирной жизни, якобы царящей в обители, соблазняет их. Они принимают за глас божий, зовущий их к себе, первые вспышки пробуждающегося темперамента; и именно тогда, когда природа предъявляет к ним свои требования, они избирают путь, противный ее велениям. Заблуждение длится недолго: требования природы становятся все более властными; они узнают их, и затворенное в обители существо испытывает сожаления, его терзают истерики, безумие и отчаяние…

Так начал маркиз Дезарси свое повествование.

— Охваченный в семнадцать лет отвращением к свету, Ришар (так зовут моего секретаря) бежал из дому и стал премонстрантом.

Хозяин. Премонстрантом? Это хорошо. Они белы как лебеди^{162}, и основатель их ордена, святой Норберт, упустил в своем статуте только одно…

Маркиз Дезарси. Дать каждому из монахов по визави.

Хозяин. Если б у амуров не было в обычае ходить голышом, они стали бы премонстрантами. Этот орден усвоил совсем особую политику. Его членам разрешают водиться с герцогинями, маркизами, графинями, женами председателей и откупщиков, но только не с мещанками. Как бы ни была хороша купчиха, вы редко увидите премонстранта в лавке.

Маркиз Дезарси. Ришар говорил мне это. Он принял бы схиму после двух лет послушничества, если бы родители не воспротивились этому. Отец потребовал его возвращения домой и предложил проверить свое призвание, соблюдая монастырский образ жизни в течение года: договор был честно соблюден обеими сторонами. По прошествии этого срока Ришар попросил разрешения постричься. Отец отвечал: «Я предоставил вам год для принятия окончательного решения; надеюсь, что вы не откажетесь отложить его еще на такой же срок; при этом я согласен, чтобы вы провели его вне дома». В течение этой второй отсрочки аббат ордена приблизил Ришара к себе. В это-то время он и был втянут в происшествие, которое случается только в монастырях. Во главе одной из обителей ордена стоял человек совсем особого склада; звали его отцом Гудсоном. Отец Гудсон обладал весьма интересной наружностью: открытый лоб, овальное лицо, орлиный нос, большие голубые глаза, округлые щеки, красивый рот, точеные зубы, очень тонкая улыбка, копна светлых волос, придававших достоинство его привлекательным чертам; он был умен, образован, весел, отличался приятными манерами и речами, любовью к порядку и к труду; но в то же время ему были свойственны бешеные страсти, неудержимое влечение к удовольствиям и к женщинам, склонность к интригам, доходившая до предела, самые распутные нравы и безграничный деспотизм в управлении обителью. Когда ему вверили ее на попечение, там царил невежественный янсенизм, учение шло плохо.

мирские доходы духовенства были в беспорядке, религиозные обязанности находились в забвении, службы отправлялись без должной пристойности, свободные помещения были заняты распутными школярами. Отец Гудсон обратил этих янсенистов в правую веру или вовсе удалил их из обители, взял в свои руки учение, наладил доходы, восстановил дисциплину, изгнал беспутных школяров, ввел порядок и пристойность в отправление богослужений — и превратил свою общину в одну из самых примерных. Гудсон применял строгости к другим, но не к себе; он был не так глуп, чтобы нести то железное ярмо, которое наложил на подчиненных; за это они питали к Гудсону скрытую, а потому особенно сильную и опасную злобу. Всякий был ему враг и соглядатай; всякий исподтишка старался проникнуть за завесу его поведения; всякий вел счет его тайным распутствам; всякий хотел его погубить: он не мог сделать шагу, чтобы за ним не следили; он не успевал завести любовную связь, как о ней уже знали.