Монахиня. Племянник Рамо. Жак-фаталист и его Хозяин

Трактирщица. Я рассказывала не для вида, а так, как все было на деле, ничего не опуская, ничего не прибавляя. Но кто знает, что происходило в глубине сердца этой молодой девушки, и не грызло ли ее тайное отчаяние в те самые минуты, когда она, казалось, поступала особенно дурно!

Жак. На сей раз, хозяйка, я согласен с мнением моего господина и надеюсь, что он мне простит, так как это редко со мной случается; я согласен также с его Вида, которого я не знаю, и с прочими названными им господами, тоже мне неизвестными. Если бы мадемуазель Дюкенуа, бывшая д’Энон, была порядочной девушкой, это было бы заметно.

Трактирщица. Порядочная или непорядочная, а из нее вышла отличная жена, муж с нею чувствует себя как король и не променяет ее ни на кого.

Хозяин. Поздравляю его: он более удачлив, чем благоразумен.

Трактирщица. Пожелаю вам доброй ночи. Уже поздно, а мне полагается ложиться последней и вставать первой. Проклятое ремесло! Спокойной ночи, господа, спокойной ночи! Я обещала вам, не помню уж по какой причине, историю нелепого брака и, кажется, сдержала свое слово. Господин Жак, вам нетрудно будет заснуть: у вас глаза уже слипаются. Прощайте, господин Жак.

Хозяин. Неужели, хозяюшка, никак нельзя познакомиться с вашими собственными похождениями?

Трактирщица. Нет.

Жак. Вы, видно, страстный любитель рассказов?

Хозяин. Это правда; я нахожу их поучительными и забавными. Хороший рассказчик – редкое явление.

Жак. Вот почему я и не люблю рассказов, разве только когда сам рассказываю.

Хозяин. Ты предпочитаешь плохо рассказывать, чем молчать?

Жак. Пожалуй.

Хозяин. А я предпочитаю, чтобы плохо рассказывали, чем вовсе ничего не слушать.

Жак. Это устраивает нас обоих.

* * *

Не знаю, каковы были мысли трактирщицы, Жака и его Хозяина, если они не нашли ни одного оправдания для мадемуазель Дюкенуа. Разве эта девушка могла оценить коварный замысел госпожи де Ла Помере? Разве она не была готова принять предложения маркиза и не предпочла бы сделаться его любовницей, нежели женой? Разве она не находилась непрестанно под угрозами и деспотической властью маркизы? Можно ли осуждать ее за сугубое отвращение к своему гнусному ремеслу? А если проникнуться к ней за это уважением, то вправе ли мы требовать от нее особенной деликатности, особенной щепетильности в выборе способов, чтобы с ним развязаться?

Но не полагаете ли вы, читатель, что более удачную апологию госпоже де Ла Помере состряпать было бы труднее? Вы, может быть, предпочли бы послушать по этому поводу беседу Жака и его Хозяина? Но им предстояло еще обсудить столько значительно более интересных вещей, что они, вероятно, пренебрегли бы этой темой. Позвольте же мне на минутку заняться ею.