Монахи. О выборе и о свободе

Однажды я рассказала своей внучке (сейчас ей 13 лет, а тогда она была помладше) про икону «Нечаянная радость»: о разбойнике, который, нуждаясь в деньгах и голодая, решился на ограбление, все себе наметил, построил план и, на всякий случай, пошел в храм помолиться об успехе дела. Он встал на колени перед иконой Богородицы, и вдруг в какой-то момент, когда он просил о помощи, Она обернулась к нему. И моя внучка потом, уже сама пересказывая эту историю подружке, добавила: «А Младенец погрозил ему пальцем!» Она дополнила историю по своему разумению. Надо, чтобы в храме и в воскресной школе для детей все было рассказано по возрасту, чтобы была игра, привлекательные истории, возможность сотворчества. С внучкой мы как-то разговаривали о мусульманах и христианстве, и потом, когда она была на одном из уроков в воскресной школе, где говорили об исламе и о пророке Мухаммеде, она вдруг, вспомнив мои рассказы об Илье Пророке, Елисее и других пророках, сказала преподавателю-священнику: «А как же Мухаммед мог быть пророком, если он был очень богат, да еще и женат дважды?» Видите, ребенок перевел это все на свой лад: по ее представлению, пророки – аскеты, живущие по Писанию. Я, конечно, потом объяснила ей, почему все-таки Мухаммед – пророк…

–  Интересно, а она ведь сейчас уже понимает, что бабушка – монахиня, какие у нее по этому поводу переживания?

– Это, наверное, нужно у нее спросить. Мы же любим друг друга, какие могут быть еще переживания? Мне кажется, что ей, как и моему сыну, нравится, что я инокиня. Сама-то я понимаю, конечно, что мне надо очень много еще трудиться, чтоб оправдать этот чин. Сколько Бог даст жизни, столько и надо трудиться.

Пастырь строгий

–  Что послужило причиной вашего прихода в храм?

– Была к этому внутренняя потребность, какой-то порыв, зов. Просто шла куда-то, понимая, что не могу жить так, как живу… И случайно зашла в храм на Краснопресненской. Помню, зашла как была – в брюках. В глубине пустого храма стоял незнакомый мне священник. Не помню, как к нему подошла, о чем спросила.

–  Он ведь вам заметил тогда, что вы в брюках пришли?

– Да, батюшка сказал мне, что нельзя женщине ходить в мужской одежде. И эти слова меня не расстроили, не вызвали отторжения, а. обрадовали своей правильностью. Я подумала: «Да, Господи, это так.» Вышла из храма счастливой.

–  Тот батюшка – это и был отец Георгий Бреев, ваш будущий духовник?

– Да. У меня как-то тяжело заболела мама, у нее была операция, тогда я бросилась к отцу Георгию. Он помолился – и все было хорошо. Потом он приехал к моему умирающему парализованному отцу, соборовал его – и отец встал на ноги и уже до конца своих дней был на ногах.

...

…Как-то решилась подойти к отцу Георгию и попросить его взять меня в духовные чада. Мы беседовали в маленькой крестильне. «И у меня бывают сомнения. – сказал батюшка к моему немалому удивлению, – может быть, ты встретишь священника лучше меня?» Я оторопела. «Ну хорошо, – подумав, сказал он, – приходи через год». Ровно через год, на Крещение, я стояла в храме, в очереди за крещенской водой, стесненная со всех сторон людьми. Равномерный шум от беспрерывно льющейся воды и звон металлических крышек, бьющихся о бидончики, заглушили негромкий голос отца Георгия – батюшка каким-то чудом извлек меня из тесноты: «Что же ты так долго не приходила?» «Я приходила, батюшка, весь год приходила, да не попадала на ваши службы!» – обрадовалась я. Так отец Георгий стал моим духовным отцом. С тех пор что-то изменилось вокруг и внутри меня. Все горести и скорби приобрели иной смысл: они перестали быть непереносимыми.