Монах

Ходил он с мокрыми глазами,
(Таким господь его не знал);
Любимой сердце предлагал
И под тяжёлыми шагами,
Казалось, пол уже стонал.
Дрожал болезненно монах,
Но то последствия страданий,
Им не владел, как прежде, страх,
Имел всё больше притязаний.
Его я чувства разделяю,
Не исключаю вовсе спор,
Не всё так просто здесь, считаю,
(Об этом дальше разговор).

* * *

Ведь не секрет, что хор церковный
В иной уводит часто мир,
Где есть для всех один кумир,
Как привидение, бескровный.
Бежал от жизни он спокойной,
Забыв о прожитых годах;
Томился страстью непристойной
Уже не только на словах.
Освобожденье наступало
В нелёгкой внутренней борьбе
(Не в упоительной мольбе),
Таких не долго ждёт опала.
Его трагедия ясна:
Там нет священного союза,
Там умолкает даже муза,
Там гробовая тишина.
От горя там язык немеет,
Там сыро, холодно, темно,
Там только плакать суждено,
В бессилье ангел там бледнеет.
Так у библейского стиха
Искать защиты не старался
И перед тяжестью греха
Уже ничуть не содрогался.
Отмечу, даже ритуал,
Где духом как бы воскресал,
Он принимал за исключенье;
Его глубокое значенье
Умом раба не постигал!
Слабеет чувство там вины,
Где есть уверенность и сила;
Там наставления скучны,
Там виден происк Сатаны,
Бесчестьем скорым там грозило.
Как тут не вспомнить о святых?
К ним часто память возвращает,
Они в анналах вековых,
Их жизнь на подвиг вдохновляет.

* * *

Монах упрямо, всем назло,
Не замечая в ней изъяна,
Сам излучал уже тепло,
Но ветром хитрого обмана
На скалы чёлн его несло.
Другим как будто в назиданье
Решил самим собою быть;
Глупцом не хочется прослыть,
Могло грозить ему изгнанье.
Любовь возвышенная крепла,
Её бесстрашно защищал
И вместе с нею, как из пепла,
Он возрождался и мужал.
В такие хочется часы
Его назвать своим героем;
Фемиды праведной весы
Здесь не покрыты пыльным слоем.
Кому-то, может быть, смешно…
(Понять легко его желанья),
Но путь пройти ему дано…
Ах, в жизни этой всё равно
По большей части лишь страданья!
Ночь обостряла ощущенья,
Он деву страстно целовал,
Себя, в те чудные мгновенья,
Отцом семейства представлял.

* * *

О, сколько сразу перемен!
Смятенье чувств игрой опасной
Напоминает шторм измен
С его картиною ужасной.
Великолепна утра свежесть,
Роса на травах и цветах,
На море вечер при свечах…
Так в новизне своя есть прелесть.
Её он видел в помутненье,
Свои ей губы подставлял;
Уже в его мировоззренье,
Похоже, женский идеал,
Власть на него распространял.

* * *