Монах

— Как год? — не поверил Андрей. — Ведь тебя должны были давно уже в расход пустить! Что-то не стыкуется у тебя…

— Забыли про меня, — усмехнулся Марк, — а я как-то и не тороплюсь на свидание с Саганом. Кормлю тут вшей, жру баланду и жду, когда подохну тихо, расчесав укусы вшей. Впрочем, скоро, видать, и мне конец — на днях обещали сделать чистку, на Праздник жертвы всех, кто к тому времени останется в тюрьме, на Круг пустят. Последние игры были год назад — боголюбов не так просто наловить, а народ требует зрелищ. Вот нас и поубивают во славу Сагана. Вообще-то после года в этой дыре мне и самому хочется, чтобы все быстрее кончилось. Скоро насекомые уже под кожей заведутся. Тут недавно один захрипел, упал на пол, пену пустил, а из его рта черви полезли. Размножились, видать, после того как сожрал какую-то гадость — то ли из крысы паразиты перешли, то ли баланду не проварили как следует, — вот и сожрали его изнутри. Вот так вот и живем.

— А сколько тут боголюбов?

— А все! — засмеялся Марк, показывая остатки зубов — целыми у него были только два передних зуба, остальные то ли выпали, то ли выбили. — Все, за кого не дали выкуп, объявляются боголюбами, со всеми вытекающими последствиями. — Он перехватил взгляд Андрея, поморщился. — Выпали зубы. Нет овощей свежих. Десны кровоточат, и зубы выпадают… Посидишь с полгода — то же самое будет.

— Не посижу. Меня раньше вытащат, гарантия. Я адепта убил. Уж про меня-то не забудут…

— Ты?! А адепта?! Силен! — восхитился Марк. — Тебе хоть не так обидно сидеть, есть что вспомнить, а я по-глупому попал… лучше бы прибил кого-нибудь из исчадий, чем вот так, по-дурацки. Ты давай поспи. Не бойся, если что, я разбужу. Кормежка будет только утром, так что особо ждать нечего. Если уголовные прилезут, я тебя толкну. Меня били несколько раз, но отстали потом — чего толку меня бить, когда взять нечего. Ну спи, спи. Заговорил я тебя.

Андрей закрыл глаза и через несколько минут уже спал, не обращая внимания на вонь в камере, на укусы насекомых и колючие соломинки. Ночью он метался — болело избитое тело, поднялась температура и в голове болело и громыхало, как будто в ней ездил танковый взвод. Но он заставил себя спать — сейчас важнее всего был отдых.

— Вставай, вставай! Сейчас баланду принесут! — Кто-то толкнул его в плечо.

Андрей проснулся — нет, это был не кошмар. Все так и есть, как ему привиделось — ритуальные казни, тюрьма с насекомыми и безнадега впереди. Безнадега ли? Пока живу — надеюсь! Андрей не помнил, где услышал или прочитал эту пословицу, что-то латинское, что ли… но в ней была суть того, как он намеревался жить дальше. Кроме надежды, ему ничего не оставалось.

Он пошел к решетке, перекрывающей проход на волю, — там стояли несколько котлов на колесиках, из которых черпали какую-то темную жидкость и выливали в глиняные чашки. Андрей получил свою порцию дурно пахнущего варева с куском похожего на глину хлеба и уселся у стены, задумчиво отхлебывая баланду через край чашки — надо было восстанавливать силы, а какая бы ни была баланда, некоторое число калорий в ней присутствовало. Дохлебав, он дожевал хлеб, пошел к решетке и выставил чашку в коридор — так делали все заключенные. Тут же стояли кружки и бачки с водой — каждый подходил и черпал воды столько, сколько ему было надо. «Вот и весь завтрак, — подумал Андрей. — На такой еде я долго не протяну, ослабею… Но мне это точно не грозит. Раньше чем ослабею, прикончат, гарантия».

Он вернулся в угол к Марку и снова погрузился в забытье.

Марк что-то рассказывал ему, Андрей автоматически отвечал — сам не особо осознавая, что именно — так, на бытовые темы какие-то, потом оба замолчали.