Мона Лиза Овердрайв

– Ну как, все в порядке? – приговаривал он, возясь с ее багажом. – Еще не проголодалась? Нет? Тогда я тебя оставлю, располагайся... – Он расставил ее багаж возле гигантской кровати. – Если тебе захочется есть, позвони. – Он указал на причудливый антикварный телефон с мембранами в виде медных свитков на причудливо изогнутой трубке из слоновой кости. – Просто подними трубку, не нужно даже набирать. Завтрак, когда захочешь. Спроси кого-нибудь, тебе покажут, где столовая. Там ты сможешь познакомитьсяс Суэйном...

Появление англичанина развеяло наваждение. Когда, пожелав девочке доброй ночи, он закрыл за собой дверь, Кумико попыталась ощутить присутствие матери вновь, но ничего не вышло.

Еще долго она стояла у ванны, поглаживая холодный гладкий металл лебединой шеи.

2. МАЛЫШ АФРИКА

Малыш Африка вкатил на Собачью Пустошь в последний день ноября. За рулем его навороченного “доджа” восседала белая девушка по имени Черри Честерфилд.

Слик Генри и Пташка как раз демонтировали циркульную пилу, служившую левой рукой Судье. Латаная-перелатаная подушка ховера Малыша то и дело взметывала фонтанчики ржавой воды, лужами собиравшейся на горбатой равнине из прессованной стали.

Первым его засек Пташка. Острые у него, у Пташки, глаза да еще монокуляр с десятикратным увеличением, болтавшийся на груди среди косточек всякой мелкой живности и древних крышек от пивных бутылок. Слик оторвал взгляд от гидравлического запястья и увидел, как Пташка вытянулся во весь свой двухметровый рост и нацелил свою подзорную трубу куда-то сквозь голые прутья арматуры, из которых состояла большая часть южной стены Фабрики. Худ был Пташка невероятно, скелет скелетом; залаченные крылья его русых волос, почему он и заработал такое прозвище, резко выделялись на фоне бледного неба. Волосы на затылке и висках он сбрил, полоса выбритой кожи поднималась высоко над ушами. В сочетании с аэродинамическим раздвоенным хвостом это создавало впечатление, будто на макушке у него сидит безголовая коричневая чайка.

– Ух ты, – подал голос Пташка, – сукин сын.

– Ну что там еще?

Пташку и без того довольно сложно было заставить сосредоточиться, а работа требовала добавочной пары рук.

– Это тот ниггер.

Поднявшись на ноги, Слик вытер руки о джинсы, а Пташка нащупал за ухом зеленый микрософт “Мех-5”, выдернул его из разъема и тут же напрочь забыл о всех восьми этапах сервокалибровочной процедуры, необходимой для того, чтобы отодрать пилу Судьи.

– Кто за рулем?

Африка никогда не садился за руль сам, если мог заставить вести кого-то другого.

– Не понять.

Пташка выпустил монокуляр, и тот брякнулся на свое место в занавесочке из костей и пробок.

Слик присоединился к нему у окна, наблюдая за медленным передвижением “доджа”. Малыш Африка время от времени вносил здравые дополнения в матово-черную палитру своего “доджа” – с помощью аэрозольного баллончика с краской. Мрачно-серьезный вид тачки сводил на нет ряд хромированных черепов, приваренных к массивному переднему бамперу. В былые времена стальные черепа щеголяли красными рождественскими лампочками в глазницах. Неужто Малыш теряет интерес к имиджу?

Когда ховер свернул к Фабрике, Слик услышал в темноте возню Пташки: тяжелые ботинки проскрежетали по пыли и ярким спиралькам металлической стружки.

Слик стоял у проема выбитого окна с единственным уцелевшим куском стекла, похожим на острие кинжала, и хмуро смотрел, как ховер, постанывая и выпуская пар, приземляется на свою подушку перед самой Фабрикой.

В темноте за спиной опять послышался шум возни; Слик догадался, что это Пташка, забравшись за старые стеллажи, накручивает самодельный глушитель на китайскую винтовку, с которой он обычно ходил на кроликов.

– Пташка, – Слик бросил гаечный ключ на кусок брезента, – я знаю, что ты тупая задница, срань расистская из гнилого Джерси, но тебе что, всякий раз надо об этом напоминать?

– Мне не нравится этот ниггер, – донеслось из-за стеллажа.

– Ага, и ежели этот ниггер, не дай бог, вдруг вздумает это заметить, ты ему тоже не понравишься. Знай он, что ты сидишь там с пушкой, он бы забил ее тебе в глотку, причем поперек.

Никакого ответа. Пташка вырос в задрипанном городишке белого Джерси, где никто никогда знать ни черта не желал и ненавидел всех, кто хоть что-то знает.

– И я бы ему помог. – Рывком застегнув старую коричневую куртку, Слик вышел к ховеру Малыша Африки.

Пыльное стекло напротив места водителя с шипением сползло вниз, открыв бледное лицо в очках невероятных размеров, подкрашенных чем-то желтым. Под сапогами Слика захрустели древние банки, изъеденные ржавчиной до кружева прошлогодних листьев. Стянув очки вниз, водитель покосилась на Слика – женщина. Теперь янтарные очки висели у нее на шее, скрывая рот и подбородок. Значит, Малыш сидит с другой стороны, что не так плохо в том маловероятном случае, если Пташке вдруг вздумается палить.

– Обойди, – бросила девушка.

Слик прошел мимо хромированных черепов, услышал, как с таким же демонстративно негромким звуком, что и водительское, опускается стекло Малыша Африки.