— И еще мне было интересно, как же я отвечу, — он снова засунул руки в карманы. — Мне, как правило, трудно выражать свои чувства в словах. Просто, встретив вас на том рождественском вечере, я понял: вы сумеете разобраться в том, что я намерен сделать из «Вин Монтойя» и почему. И для меня это важно.
— Настолько важно, чтобы пойти на риск сотрудничества с администратором, которому еще надо научиться справляться с работой подобного масштаба?
— Вам бы давным-давно следовало давать более серьезные заказы. Вы — лучший из рекламных сценаристов «Смита и Нобла».
Элизабет встала, чтобы разлить кофе.
— Если вы будете слушать все, что вам говорит моя помощница, то...
— Пожалуйста, не говорите этого, — он дотянулся до своей чашки. — Скромность — это, знаете ли, добродетель, излишне высоко ценимая и очень уж хлопотная.
— Хорошо, стало быть, вы решили возложить эту работу на меня. Но вы все же не ответили на мой вопрос.
Элизабет расслабленно откинулась в кресле, взяла свою чашку и поверх нее посмотрела на Амадо.
— Видите ли, расширение винного завода Монтойя, которое идет сейчас, никак не связано с прибылью или с местом на рынке. Это что-то вроде преемственности, традиции. Уже пять поколений Монтойя живут на этой земле в долине Напа. Мне не хотелось бы, чтобы на мою долю выпало стать последним.
Элизабет понимала, что мужчины типа Амадо не так-то легко делятся своими интимными мыслями.
— Как я понимаю, ваши дочери не собираются взваливать на себя винный завод... в данной ситуации?
— Они живут своей жизнью. Этот бизнес и эта земля для них мало что значат. Мне не удалось привязать их к этой земле. Правда, я еще не теряю надежды.
Элизабет заинтересовало, что значит быть членом семьи с традициями, уходящими в глубь поколений. Наиболее близкое для нее понимание семьи заключалось в бабушке. С родными своего отца она вообще никогда не виделась. Не было у нее ни малейшего представления и о том, были ли у отца братья или сестры, где он вырос, почему он никогда не рассказывал о своем детстве. Одно она знала точно — ни единая душа не предложила им помощь, когда он погиб. Алиса до последней возможности отмалчивалась, когда к ней обращались власти штата Калифорния по поводу того, что же делать с телами ее дочери и зятя. Она надеялась, что появится кто-то из родственников отца и поможет оплатить перевозку тел в родной Канзас. В конце концов Алиса решила, что нельзя разделять покойных супругов, и с неохотой позволила погрести свою дочь в столь отдаленной от нее, от матери, могиле, где не будет ни заботливого ухода, ни хотя бы свежих цветочков на могиле.
— Но давайте вернемся к вашему вопросу, — сказал Амадо, пристально глядя в свою чашку на черную жидкость. — Джереми Нобл стремился вложить в эту рекламную кампанию свой ум, — Амадо поднял глаза и встретился с ее взглядом. — А вы, как я понял, отдадите ей свое сердце.
ГЛАВА 4
Майкл
А белые вина изготовлялись в другом здании, выше по склону холма. Ему предстояло отправиться сейчас и туда, чтобы проверить, как там движутся дела с «Шардоннэ», за которым он наблюдал вот уже несколько дней. Майкла беспокоило, что в нескольких бочках появился какой-то сомнительный запах.
Бросив быстрый взгляд назад, он направился к лестнице и взбежал по ней, перескакивая через две ступеньки разом. В последнее время он испытывал избыточный прилив энергии. Он добавил еще одну милю к своей утренней пробежке, полагая, что если начать день усталым, то это поможет совладать с неугомонностью, овладевавшей им во время ежедневных обходов винного завода. Но гложущее Майкла чувство неудовлетворенности отпускало его только в те часы, которые он проводил в лаборатории, с головой уходя в те или иные проблемы.
Выйдя на свет, Майкл остановился, чтобы дать глазам привыкнуть. И тут он увидел, что к нему направляется Тони, управляющий полями.
— Ты сегодня утром не видел Амадо? — спросил Тони. — Мне надо потолковать с ним насчет нового продавца тракторов, которого он ко мне прислал.
Майкл прошелся рукой по щетине на подбородке и сквозь недельные заросли поскреб кожу, так и не вспомнив, когда же это он заключил с Амадо пари, что не будет бриться месяц, если команда «Сорок девятых» не выиграет повторную игру.