Момент вчерашнего завтра

Я был сильно расстроен. Дома лежали лезвия. На столе стояли ножи. Я часто смотрел на них. Ночью, перед тем, как засыпать, мне виделось, что они скользят по моей белесой коже, впиваясь своими остриями глубоко внутрь; чувствовалось, как медленно, но осторожно – по-мастерски – железо проникает внутрь меня; мнилось, что я беру их и совершаю то, из-за чего перед сном я крепко удерживал руки. Было страшно причинить боль моим близким. Было страшно исчезнуть.

Как оказалось, во мне все еще не померкла душа, и она винила меня даже в этом.

Было сложно.

Мне снилось много ужасов, но удивительная способность забывать не давала им надолго задерживаться в моей голове. Удивительная способность не давала задерживаться там ничему: она стирала все до конца. И кадры жизни, и эмоции. С тех пор я не мог долго помнить важную информацию, с тех пор для меня сложно было отличать реальность ото сна.

Я очень этого боялся. Мне было страшно сойти с ума.

Я и сейчас боюсь. Очень многого. Мне крайне страшно представить, что будет дальше; бескрайне пугает неизвестность; непонятно, где лежат ответы. Но самое главное – я боюсь, что все, что теперь с трудом начинает заново ощущаться мной, окажется вдруг ложью. Очень боюсь, что попаду в ловушку собственных фантазий.

Мне страшно и до боли одиноко.

Я просто хочу любви.

Сумрак рассеивался – воздушное пространство мягко раскутывало из своих двуличных объятий небольшого поясохвоста вида cordylus meculae – неизвестный сбрасывал мрак.

– Да… – едва ли усмехнулся он, рассматривая чешую на своем едва поблескивающем от солнечных лучей теле. – Сколько себя помню, всегда был таким. – Но… что это? – удивился неизвестный. – О, ужас-с, – растянул он, оглядываясь назад. – Однако… – добавил равнодушно, – мы нашли остатки нашей пропажи – уже неплохо.

На том самом месте, где по правилам природы должен был находиться длинный, благородный хвост невеликой ящерицы, сейчас мелькало ровно ничего: только кровавое пятно, поднакрытое свисшими чешуями.

– Отвратно, конечно, – подметил неизвестный, – но и забавно: все исключительно из-за него, ах-ха-х. Даже то, что я здесь… – он хотел напыщенно продолжить свою мысль, но остановился. – Однако где здесь? – озадачено разнеслось по небольшому дубовому кубу, где сидел неизвестный. – Интересно.

Он попытался встать, но обнаруженная рана, как непрошенный гость, заявила о себе в самый неподходящий момент новым потоком алой, быстро струящейся, неостановимой крови. Неизвестный свернулся в клубок: он не знал, чем и как залатать пробоину в его теле.

– Ого, как больно, – словно заворожённо проговорил поясохвост. – Но ничего и не сделаешь… Вот что удивительно! Разве можно исправить прошлое? – спрашивал в березовом помещеньице у стиснутого воздуха неизвестный, и тут же отвечал сам: – Нет. А можно ли тогда винить и ненавидеть так долго того, кто совершил это обидное злодеяние?.. –пытаясь вспомнить лик злоумышленника, перебирал свои коротенькие воспоминания крохотный поясохвост, чья исчезнувшая часть переставала кровоточить, и на ее месте появлялся маленький отросточек длинною в одну чешуйку. – Разве так вернется мой хвост? – удивлялся он. – Не-ет. Ему уже спокойно не вилять из стороны в сторону как прежде: он навсегда стал другим; его беззаботные дни бессмысленно канули в лету…

Прошлая жизнь неизвестного вся основывалась на тех ощущениях, что передавал ему хвост. Хвост для него был словно лучший друг в самую худшую промозглую погоду – лучик солнца, что светит, не прекращая, изо дня в день. Поэтому так больно расставаться с хорошими друзьями: больно разрывать детские снимки.

– Ладно, – вставая на крохотные, кривоватые лапки, говорил неизвестный, – думаю, все эти рассуждения бессмысленны: не важно, кто забрал мой хвост; гораздо важнее, что тот, кто это сделал, получил хороший опыт межличностных взаимоотношений, – неизвестный горько ухмыльнулся, – надеюсь, он сделал правильные выводы… – поясохвост замер, размышляя внутри себя о чем-то действительно важном. – Да и у него, – продолжил он минуту спустя, – мне кажется, должны были быть на то причины, а может, ему просто не повезло, и ситуация сложилась так, как она сложилась, ведь так бывает?.. – поясохвост не хотел спрашивать этого, но нечто странное озадачило вдруг неизвестного – он осторожными шагами подошел к стене. – Я должен попытаться понять его, – на лице поясохвоста читалось непонимание, но он уверенно продолжал мысль,– …в мире нет ничего такого, что совершалось бы без причин, – его глаза тщательно перебегали из одного угла в другой, – нам следует быть более внимательными к деталям… – неизвестный аккуратно провел лапой по стеклянной стене. – Не может быть… – будто в забвении произнес неизвестный: впервые его взору открылись нетронутые километры пушистых нежно-розовых облаков, освещенных лучами восходящего солнца. – Что? – вырвалось с содроганием у него.

Поясохвост стоял взаперти небольшого стеклянного куба, по дну которого растекались темно-алые лужицы крови: его рана не заживала так долго, что он давно уже не замечал, что измазан из-за нее весь.