"Молва"

что ж,.давай знакомиться: капитан Бадаев*, тот самый

дядя Володя, которого ты ищешь.

Из внутреннего кармана пиджака капитан достал

сложенный вчетверо лист бумаги в косую линейку.

— Узнаешь?

Яша кивнул. Да это его заявление.

— Не передумал?

Яша помотал головой — нет, не передумал.

— На фронте, знаешь ли, стреляют...

Большие карие глаза капитана испытующе смотрят

на Яшу.

— Знаю, что на фронте стреляют, — согласился Яша.

— И случается...

— Мне бы вот только винтовку или шпаер, —

прервал молчание Яша.

— Шпаер? — удивился Бадаев. — А что это такое?

— Как что? Пистолет.

— Ах, пистолет! Ну, ну...

Бадаев стал расспрашивать Яшу о друзьях,

родителях, любимых книгах. Яша разговорился, и вскоре ему

уже казалось, что с этим дядей Володей они знакомы

давным-давно. Он рассказал капитану и про своих

друзей из мореходки, и про шаланду «Диану», и про

походы в катакомбы.

— Неужели спускались в катакомбы? А я и не знал

об этом, — удивился Бадаев. — Одни, без взрослых?

И не страшно было?

Яша улыбнулся. Прошлым летом они проникли в

лабиринт через «барсучью нору» в скальной балке

недалеко от села Нерубайского.

Этот лаз был известен лишь их мальчишеской

компании. Как-то они заметили на камне-ракушечнике

изумрудную ящерицу. Она грелась на солнышке и,

казалось, не замечала опасности. Но как только ребята при-

* Подпольная фамилия Героя Советского Союза Молодцова

Владимира Александровича, который был послан в Одессу для

организации подполья.

8

близились к ящерице, она проворно шмыгнула под куст

шиповника и исчезла. Приподняв ветки, ребята увидели

в лимонно-серой глыбе камня трещину. Они вбили

в землю колышек, привязали к нему веревку и, замирая

от страха — дыра была узкая и темная, — один за

другим спустились вниз. Так они впервые пробрались в

катакомбы. Случайно обнаруженную дыру назвали

почему-то «барсучьей», хотя всякий раз, когда ребята

приходили в балку, на камне грелась все та же

темно-изумрудная ящерица...

В подземных лабиринтах, обширных, запутанных,

мрачных, всегда было холодно и сыро, риск заблудиться

в бесчисленных штольнях и штреках был огромный, но,

холодея от страха, ребята продвигались все дальше и

дальше. Иногда они вспугивали летучую мышь и в

ужасе шарахались от нее в сторону. Иногда, и это было

страшнее всего, гасла свеча, и ребят обволакивала

кромешная темень. Сбившись в кучу, вздрагивая от шбро-

хов и своих приглушенных голосов, мальчишки

испытывали себя, сочиняя полные жути небылицы.

Бадаев слушал Яшу с большим вниманием.

— Кто твой любимый герой? — спросил он, когда

Яша кончил рассказывать о катакомбах.

— Павка, — ответил Яша, не задумываясь. — Вот

был человечина, а?

— Корчагин-то? Да, огневой был парень.

— Завидую я ему.

— Ты хотел бы оказаться на его месте?

— А кто бы не хотел? Мы с ребятами не один раз

об этом толковали. Я в школе на эту тему даже

сочинение писал, — вспомнил Яша.

— И сколько же получил, пятерку?

Яша вздохнул:

— Вашу бы доброту да нашему учителю!..

«Слишком, друг мой, — сказал он, — стиль души у тебя

беспокойный».

— О твоем «стиле души» я уже кое-что слышал, —

улыбнулся Бадаев, — а сейчас, дружок, вот что,— в

голосе капитана появились озабоченные нотки. — Пройдем

ко мне.

Они поднялись на второй этаж и вошли в комнату

с табличкой «Главврач». Бадаев подошел к столу и, как

будто что-то вспомнив, начал выкладывать рядом с

железной пепельницей с изображением царицы Тамары

9

разную карманную всячину: алюминиевую, со

сломанным посредине зубцом расческу; черную авторучку;

синий, с острым, как пика, наконечником карандаш;

жестяную, видимо от шинели, пуговицу со звездочкой;

пачку «Норда» с добродушным белым медведем на ней,

и, наконец, небольшой плоский кольт, к которому Яша

так и прикипел взглядом. Когда содержимое карманов

иссякло, капитан достал из-под подушки потрепанный

томик рассказов Джека Лондона и положил его около

расчески.

— Вот, пожалуй, и все, — сказал он. — У тебя

тридцать секунд, понял? Смотри внимательно и запоминай,

где лежит...

Говоря это, Бадаев следил за бегом секундной

стрелки на часах.

— Кругом! — скомандовал он, когда стрелка

высекла последнее, тридцатое мгновенье.

Быстро поменяв местами некоторые вещи, капитан

разрешил Яше повернуться.

— Шпаер там же, — едва взглянув на стол, начал

Яша. — Царица Тамара тоже... Хотя — стоп,

пепельница стояла возле расчески, а сейчас около пуговицы.

Еще... Карандаш и ручку вы поменяли местами, а так

вроде все как было...

— Молодец, — похвалил Бадаев и повторил все

заново.

И снова Яша заметил все изменения на столе.

— Хорошо, очень хорошо, — сказал Бадаев и,

взглянув на часы, схватился за голову. — Мы с тобой

увлеклись! Через час «Коминтерн» в Севастополь уходит, а

я письмо, очень важное письмо не передал... Кажется,

все... Да, это уж точно, не успею. К тому же еще и

пропуска нет.

.— Пропуск! — Яша скептически махнул рукой.—

Вот еще! Можно и без него.

— Без пропуска в порт? Ну, знаешь ли!.. В порт

сейчас и мышь без специальной бумажки не проскочит.

— Мышь, может, и не проскочит, а я... Не верите?

Давайте ваше письмо.

— Ну?! А ты не шутишь? — медленно, словно что-то

обдумывая, произнес Бадаев. — Если тебе удастся

передать на эсминец письмо, буду очень обязан.