Молот Тора

Он завертел головой, словно пытался лично убедиться в том, есть ли у него на спине зияющая рана, но бросил попытки, поморщившись и застонав от боли.

— По-моему, она не промахнулась, приятель, и от ее выстрела я лишился сознания.

— Как же не промахнулась?

— Да, удар был дьявольски точным.

И тогда, по-прежнему сидя в грязной яме, он осторожно закинул назад руку, запустил ее под свою разодранную рубаху и, мучительно скривившись, вытащил веревку со странной подвеской…

Из ее продавленной середины торчала пуля.

— Я снял эту вещицу с этого болвана Сесила однажды ночью, после того как он попытался положить меня на обе лопатки; одноглазый маньяк тогда ослеп от ярости и на здоровый глаз, и в отместку я стащил его украшеньице и спрятал на спине под рубашкой. Ты не представляешь, как он буйствовал, обнаружив пропажу, но его страдания поддерживали во мне силы, когда он пытал меня. Кто же знал, что это может мне пригодиться? Я получил чертовски сильный удар, но зато пуля не пробила меня насквозь.

И он взял в руку сильно помятую масонскую подвеску, которую я заметил на шее Сомерсета, подглядывая за его совокуплением с сестрой. Обвитая змеей пирамида слегка расплющилась и погнулась, приняв форму чашки, и обхватывала теперь свинцовую пулю, выпущенную из ружья Авророй.

— Похоже, эта штуковина принесла удачу мне, а не ему! Да и тебе тоже повезло, ведь удалец Пьер присмотрит за тобой, чтобы ты не заплутал окончательно в этих диких краях.

Он кашлянул и скривился от боли.

И тогда, смеясь и плача одновременно и даже не замечая текущих по щекам слез, я спрыгнул в яму, чтобы не просто коснуться, а заключить его в объятия. Живой!

— Погоди, а где Лягушечка?

Тогда я рассказал, как ее отвага помогла спасти ему жизнь.

* * *

Предоставив Пьеру возможность спокойно оплакать смерть наших спутниц и научиться дышать заново — его спина сильно пострадала, — сам я принялся за другие похороны.

Нет, я не собирался предавать земле останки Сесила или Красного Мундира. Мне вдруг подумалось, что Аврора, при всей ее извращенной любви к брату, даже не подумала задержаться и похоронить его. Эта дамочка явно не отличалась сентиментальностью. Я решил оставить их на съедение койотам и воронам.

Мне не хотелось, однако, чтобы осталось непогребенным кое-что другое.

Во-первых, каменная плита. Она слишком тяжела, чтобы таскать ее за собой. Не знаю почему, но я счел нужным припрятать этот рунический камень, возможно предположив, что Аврору могла заинтересовать не только латинская тайнопись золотого диска, но и высеченные на плите скандинавские руны. Я сомневался, конечно, знала ли она вообще о такой находке. Поэтому, погрузив рунический камень на слегка обгоревшую волокушу, я проковылял с ним милю, а то и больше, чтобы его новое местоположение было не слишком заметно. Опасаясь, что она еще может следить за мной, я настороженно огляделся, а потом, вооружившись большим топором, аккуратно выкопал небольшое углубление на травянистом склоне и, опустив туда камень, заложил его дерном и оставил в покое. Может, когда-нибудь над ним вырастет новое удивительное дерево.

Потом я вернулся за теми просверленными камнями, что скандинавы поместили вокруг дерева, и также оттащил их на волокуше в мое новое тайное место, где установил с двух сторон от места погребения рунического камня. Это было лучшее, что я смог придумать на тот случай, если появится причина опять отыскать его.

Покончив с делами, я забросил бердыш подальше в пруд. Это орудие часто выручало нас, но поскольку Аврора использовала его как щит против моей пули, на лезвии появилась вмятина, а мне не хотелось видеть никаких напоминаний о том неудачном выстреле. Лучше уж пусть этот топор спокойно ржавеет на дне.

Остался еще молот Тора. Он выглядел теперь совершенно бесполезным, оплавленным и застывшим куском шлака, и, на мой взгляд, наш мир мог вполне обойтись без него. Не хотелось мне также, чтобы он мог каким-то чудом обрести новую жизнь от случайного удара молнии. Найдя на лугу гранитный валун, я выкопал под ним нужного размера канавку и заложил в нее молот. Вокруг лежало много других подобных валунов, но я не стал высекать никаких опознавательных знаков. Пусть древнее орудие покоится с миром до настоящего Рагнарёка.

Мне удалось собрать довольно много золотых ошметков, на которых проглядывали лишь неразборчивые буквы, и свернуть их в шарик, размером с виноградину. Пусть это станет моей первой ставкой, когда я окажусь за цивилизованным карточным столом.

Потом, помолившись на прощание, мы взяли курс на восток. Приладив к винтовке ремень, я закинул ее за плечо и похромал за Пьером, опираясь на костыль, в качестве которого использовал копье. Вояжер горбился и с трудом передвигал ноги, как старик, все его тело покрывали синяки и ссадины. В наш первый день мы сумели пройти всего мили три, но испытали удивительное облегчение, покинув сомнительный Эдем Магнуса Бладхаммера. После крушения гигантского ясеня исчезли вихревые грозовые облака, зато остались дурные предчувствия и ощущение утраты.