Когда Харви Рэндолл после битвы вошел в дом, он пел: «
Легкой жизни ждать не приходилось. Молодая женщина подняла взгляд к облакам – те потемнели. Вот бы сквозь них пробились лучи!
Она жаждала снова увидеть солнце, и, кроме того, это было очень уместно: светило как символ их окончательной победы.
И хотя по небу теперь побежали тучи, Морин не позволила им опечалить себя. Она не собирается унывать. Слишком легко снова впасть в беспросветное отчаяние.
Рэндолл прав: можно поступиться практически чем угодно, чтобы избавить людей от чувства беспомощности и обреченности. Но прежде нужно победить это ощущение в собственной душе. Надо прямо смотреть на новый ужасный мир, зная, что он может сделать с собой – и бросить ему вызов. Вот
Мысль о Харви натолкнула ее на воспоминания о Бейкере. Морин даже не знала, какова судьба тех, кто участвовал в экспедиции к АЭС.
Сейчас им ничто не угрожало. Новое Братство разгромлено, и с атомной станцией все будет нормально. Защитники АЭС отбили первую робкую атаку врага. Но…
Последнее сообщение Твердыня получила давно – три дня назад.
А если произошла вторая атака? Морин поежилась. Вдруг чертовы транзисторы сдохли, и передатчик вырубился? Или погибли люди – все до единого. Как знать… Джонни непременно должен был оказаться в гуще событий. Он – ведь знаменитость. «Пусть лучше сломаются транзисторы, – сказала себе Морин, – хватит ныть». Она спустилась с холма и направилась к госпиталю.
Алим Нассор разевал рот, пытаясь дышать, и не мог. Он полусидел в кузове грузовика; если бы он лежал, то гикнулся бы. Да и легкие как водой заполнены. Долго он не протянет. Они потерпели поражение. Братство разбито, а он – покойник.
Свон мертв. И Джеки тоже. Большая часть банды погибла в долине реки Тул. Братьев и сестер убили удушливые облака желтого газа, обжигавшего как огонь. Алим ощутил, что руки Эрики обтирают ему лицо какой-то тканью, но не мог сфокусировать на ней взгляд. Она – хорошая женщина. Белая, но осталась с ним и вытащила его, когда остальные сбежали. Ему захотелось сказать ей об этом. Если б только он мог говорить…
Он почувствовал, что машина замедлила ход, и услышал, как дозорный окликнул подъехавших. Значит, добрались до лагеря, и кто-то расставил часовых. Хукер? Он-то наверняка уцелел. Он не переправлялся через реку, он направлял огонь мортир и должен был спастись, если только его не настигла погоня. Алим задумался, хочется ли ему, чтобы Хук выжил. В принципе ему было наплевать. Какая разница?
Молот убил самого Нассора.
Грузовик затормозил. Алим почувствовал, как его поднимают и вытаскивают наружу. Его уложили вроде бы у огня – приятно. Эрика, похоже, сидит рядом.
Кто-то принес ему тарелку горячего супа. Алиму было трудно объяснить, что это напрасная трата хорошего варева: если он снова отключится, то уже не проснется. Собственная мокрота душила его. Он закашлялся, пытаясь прочистить легкие, чтобы хоть что-то сказать, но горло свело в таком спазме, что Алим перестал кашлять.
Потом до него донесся чей-то голос.
– И вы открыто неповиновались Господу Богу Саваофу! Ангелы Господни, вы уверовали в армию. Стратегия! Деяниям Ангелов нужна стратегия! Положитесь на Иегову! Делайте его дело! О, народ мой, выполни Его волю! Уничтожь Цитадель Сатаны, ибо такова воля Господня, и тем победишь!
Голос Пророка хлестал как бич.
– Не плачьте по павшим, ибо они пали, служа Господу! Велика их награда. О, вы, Ангелы, услышьте меня! Не время скорбеть! Время наступать во имя Господа!
– Нет, – прохрипел Нассор пересохшими губами.
– Это в наших силах, – ответил кто-то.
Алим не сразу понял, кто это. Но затем понял – Джерри Оуэн.
– У тех, кто засел на АЭС, нет отравляющего газа. А даже есть, неважно. Мы установим наши мортиры и безоткатные орудия на барже и взорвем турбины. Тут станции и крышка.
– Бейте во имя Божие! – воскликнул Армитедж.
Его призыв нашел отклик.
– Аллилуйя! – выкрикнул кто-то.
– Аминь! – добавил какой-то мужчина.
И возгласы множились, теперь в них зазвучало явное воодушевление.
– Че-орт! – наверняка выругался сержант Хукер.
Нассору не хватало сил, чтобы взглянуть на него.
– Алим, ты меня слышишь?
Он едва заметно кивнул.
– Он слышит, – произнесла Эрика. – не трогайте его. Ему нужно отдохнуть. И поспать.
Нет! Сон точно убьет его. Он отчаянно боролся за жизнь: каждый вдох стоил усилия воли. Если он расслабится, в следующий миг будет мертвым.
– Что мне теперь делать? – рявкнул Хук. – Ты – единственный оставшийся брат, с кем я могу перетереть.
Губы Нассора зашевелились, беззвучно произнося слова. Эрика переводила.
– Он спрашивает, сколько братьев осталось.
– Десять, – ответил Хукер.
Ага. Десять, значит. Последние черные в этом мире? Вряд ли. Ведь есть еще и Африка. Да? А вот среди врагов черных, кажется, не было.
Пожалуй, негров в Калифорнии больше не осталось. Алим зашептал снова.
– Десять – мало, – объяснила Эрика.