Молот и крест. Крест и король. Король и император

Командир патрульной греческой галеры, который в течение многих дней только и делал, что жег беззащитные рыбацкие лодки, решился проявить немного мужества. Увидев приближение чужого флота, он усадил своих гребцов на весла и приказал сифонистам приготовиться. Последнее требовало немало времени. Нужно зажечь фитиль, приставить людей к мехам, прокачать насос, продуть предохранительные клапаны в баке с нефтью и в соединительных трубах. Когда сифонисты заняли свои места, командир приказал налечь на весла и постараться выиграть гонку. Прямо по курсу уже находились два легких судна, которые разворачивались на веслах, чтобы зажать галеру в клещи. Пока командир кричал огнеметчикам, чтобы окончили приготовления и во что бы то ни стало открыли огонь, с головного катапультоносца прилетело ядро и снесло ахтерштевень его галеры. Корма стала погружаться в воду, и гребцы сразу покинули свои банки. Сифонисты отказались выполнять самоубийственную задачу, а командир, помня главный приказ — не допустить, чтобы враги узнали секрет греческого огня, — побежал с топором в руке к котлу высокого давления, решив его продырявить и выпустить струю нефти на горящий фитиль. Один из гребцов, хотя и принадлежал к высокооплачиваемой и уважаемой касте военных мореходов, слишком насмотрелся на корчащихся в агонии среди горящей нефти рыбаков, чтобы желать себе подобной судьбы, — и наплевать ему было на судьбу Константинополя и Римской империи. Он перехватил командира галеры, раскроил ему череп его же собственным топором и погнал прочь от бака растерявшихся сифонистов. Драккары приблизились, их команды сгрудились у борта, опасливо поглядывая на медный котел и огнеметную трубку. Греческих гребцов и сифонистов торопливо сбросили за борт, где они благополучно уцепились за веревки и обломки досок. Взятая на абордаж двумя драккарами галера потихоньку тонула. Когда подошли двухмачтовики, Хардред сразу послал самых искусных плотников укрепить разбитую корму и заткнуть течь просмоленной парусиной, чтобы полузатонувшее судно можно было протащить хотя бы полмили до прибрежной отмели.

Захватив бронированный плот и галеру, тридцать кораблей флота Пути продолжили движение к гавани, где в толпе уже почти можно было различить лица соотечественников. Сомнения и опасения — не захвачены ли корабли врагами? не устроена ли за крепостными стенами ловушка? — рассеялись, как только наблюдатели с обеих сторон рассмотрели одинаковые катапульты и люди стали узнавать друзей и родственников. К тому времени как Шеф, протерев глаза, но все еще не отдышавшись после сна, позволил Свандис натянуть на себя одежду, пришедший на выручку флот под шквал радостных приветствий на английском и норвежском языках уже втиснулся в переполненную гавань.

Квикка встретил короля в дверях спальни, широко улыбаясь щербатым ртом.

— Это Хардред, — объявил он. — Тот самый шкипер, который бросил тебя на берегу в Дитмарше. Я ему никогда не доверял, но на этот раз он появился вовремя. Прежде чем наших заметили, они захватили у противника этот проклятый плот. И красную галеру, говорят, с греческим огнем и всем прочим.

Сияя от радости, Квикка ждал, какой эффект произведут его новости на мрачного короля. Шеф молча глядел на царившее в гавани оживление, и постепенно Квикка понял, что в который раз обманут в своих ожиданиях.

«Больше всего на свете ты хочешь заполучить греческий огонь, — вспоминал Шеф голос из сна. — Я дам его тебе. Скажи греку…»

Что же он должен сказать греку?

— А греческих огнеметчиков Хардред тоже захватил? — спросил Шеф почти безразлично.

— Не знаю, — ответил Квикка. — Наверное. Почему бы и нет?

Шеф повернулся к Свандис и сказал:

— Нелегко тебе будет объяснить мой последний сон. Вижу, он уже начинает сбываться.

* * *