Молот и крест. Крест и король. Король и император

И Римберт шутил и играл словами, иногда даже подражал бараньему голосу, смешил слушателей, позволяя им освободиться от напряжения и ярости. А потом спокойно и неторопливо излагал свой замысел. Посылать миссию за миссией на Север, к самым дружественно настроенным языческим королям и князьям. Во главе каждой миссии — образованный и благочестивый священник, как это и было всегда, но вот новое: духовное лицо сопровождает сильный отряд телохранителей, людей благородного происхождения и рыцарского звания, без жен и детей или прочих привязанностей, воинов, хорошо владеющих мечом, копьем и булавой, умеющих править боевым конем одними шенкелями, держа в руках щит и пику, — бойцов, с которыми даже северные пираты предпочитают не связываться.

А потом, завоевав полное внимание слушателей, Римберт рассказывал о Святом Копье: когда оно вернется в империю, вместе с ним прибудет и дух Карла Великого и снова поведет христиан к победе над врагами. А сейчас помощники архиепископа готовы выслушать всех желающих вступить в орден Копья и отобрать достойных.

Поэтому Эркенберт и держал в руках толстую стопку листов пергамента, исписанных столбцами: имена кандидатов, свидетельства их благородного происхождения, — ведь простолюдина или сына простолюдина нельзя принимать ни при каких обстоятельствах; перечни богатств, которые эти люди готовы пожертвовать ордену, и описания их личного оружия и амуниции. В свое время некоторых вычеркнут из списков, других примут. Большинство вычеркнут. И многих — не из-за бедности или сомнительного происхождения, а из-за испытания, которое устраивает для них ваффенмайстер архиепископа, его военный советник. Как только Эркенберт записывает данные, кандидаты расходятся по обширному полю у деревянного частокола неоднократно разграбленного Гамбурга. Здесь они дерутся на тупых мечах и со щитами. На коне преодолевают сложную полосу препятствий, с чучелами, которых нужно поразить копьем. Сходятся в рукопашной схватке на ринге. И повсюду бродит седой ваффенмайстер или его старшины — наблюдает, сравнивает, запоминает имена.

Эркенберт бросил взгляд на Арно, советника архиепископа Гюнтера, посланного во владения Римберта с задачей наблюдать, оценивать и докладывать. Они улыбнулись друг другу. Один невысокий и темноволосый, другой долговязый и белокурый, оба любили поворочать мозгами и ревностно относились к делу.

— Архиепископ легко сможет набрать первую сотню, — сообщил Эркенберт.

Прежде чем Арно ответил, раздался другой голос:

— Теперь надо набрать только девяносто девять.

Дьякон и советник из-за своих столов уставились на новоприбывшего.

Рост невелик, отметил Эркенберт, чувствительный к этой подробности. Но у незнакомца были чрезвычайно широкие плечи, размах которых подчеркивала его тонкая, прямо девичья талия. Он был одет в кожаную куртку с подбивкой, какие всадники носят под кольчугами. Эркенберт заметил, что в верхнюю часть жакета для уширения вшиты вставки, аккуратно, но без попытки подобрать цвет. Кроме жакета, на вошедшем была, кажется, только фланелевая рубашка из самых дешевых и поношенные шерстяные штаны.

Глаза у незнакомца пронзительно-голубые, волосы такие же светлые, как у Арно, но стоят ежиком. «Я видел лица опасные и видел лица безумные, — подумал Эркенберт, вспоминая Ивара Бескостного. — Но более сурового лица не встречал». Оно казалось высеченным из камня, кожа обтягивала выпирающие кости. Шея с бугром сзади, как у бульдога, голова даже выглядит маленькой.

Эркенберт обрел голос:

— Ты это о чем?

— Ну смотри, архиепископу нужно сто человек, я один, а сто без одного будет — слышал про науку арифметику? — девяносто девять.

От такой дерзости Эркенберт вспыхнул:

— Я знаю арифметику. Но ты еще не принят. Сначала нам нужно узнать твое имя и имена твоих родителей и еще много других вещей. И ты должен показать, что умеешь, нашему ваффенмайстеру. В любом случае сегодня ты уже опоздал.

Он почувствовал руку у себя на плече. Арно заговорил мягко и вкрадчиво:

— Ты совершенно прав, брат, но, думаю, в данном случае мы можем сделать исключение. Сей юный herra известен мне, да и всем здесь. Это Бруно, сын Регинбальда, графа Мархеса. Его знатность, безусловно, позволяет претендовать на честь вступления в наш орден.

Эркенберт раздраженно взялся за пергамент:

— Превосходно! Если все делать как полагается, мы должны теперь спросить об имуществе и доходах, которые кандидат намерен передать ордену. — Он начал писать. — Бруно, сын графа, должен быть, естественно, Бруно фон?..

— Бруно фон ниоткуда, — последовал спокойный ответ.

Эркенберт почувствовал, что его запястье схвачено огромной ручищей — стальная окова под мягкой кожей.

— Я у графа третий сын, земель не унаследовал. У меня нет ничего, кроме рук, оружия и коня. Но позволь спросить кое о чем тебя, малыш с бумагами. Ты бойко говоришь на немецком, но ручаюсь, ты не из наших. И я ничего не слышал о твоем знатном роде. Я удивлен: кто же этот человек, имеющий право решать, кому быть, а кому не быть риттером святого ордена? Никаких обид, надеюсь.

Арно поспешил вмешаться: