В мозгу Шефа проснулось непрошеное воспоминание о поединке с гадгедларом Фланном. Если захочешь отправить человека или целое войско на Берег Мертвых, в Настронд, метни поверх голов копье — в знак того, что все они предаются Одину. И тогда нельзя будет брать пленных.
Раздался холодный внутренний голос, по которому Шеф узнал Одина из сновидений.
«Давай же, — приказал тот, — плати мне дань. Ты еще не носишь мой знак, но разве не говорят, что ты принадлежишь мне?»
Двигаясь как во сне, Шеф подошел к «Выкоси поле», катапульте Озви. Зарядил ее и прицелился в самую гущу смешавшейся франкской армии. Потом глянул вниз, на щиты с крестами, и вспомнил орм-гарт. Изувеченного раба Мерлу, свою поганую жизнь в доме Вульфгара, окровавленную спину, сгоревших дотла Сиббу и Вилфи, распятия… Его руки не дрожали, когда он выправлял прицел, чтобы пустить снаряд над толпой франков.
Голос, подобный треску ледника, заговорил вновь.
«Ну же! — настаивал он. — Отдай мне христиан».
Внезапно рядом оказалась Годива. Она тронула Шефа за рукав и ничего не сказала. Взглянув на нее, он вспомнил отца Андреаса, который подарил ему жизнь, своего друга Альфреда, отца Бонифация, нищую женщину на лесной опушке. Он вынырнул из грез и обнаружил вокруг себя всех до единого жрецов Пути, которые возникли невесть откуда и теперь смотрели на него пытливо и мрачно.
С глубоким вздохом Шеф отошел от катапульты.
— Скальдфинн, — позвал он, — ты у нас толмач. Ступай вниз и передай франкскому королю, что он либо сдастся, либо умрет. Я сохраню франкам жизнь и дам уйти. Не больше.
И снова послышался голос, но на сей раз другой, веселый, принадлежавший горному страннику и впервые услышанный за шахматной игрой богов.
«Молодец, — сказал голос. — Ты справился с искушением Одина. Возможно, ты мой сын. Но кто может знать своего отца?»
Глава 12
— Его искушали, — сказал Скальдфинн. — Думай как хочешь, Торвин, но что-то от Одина в нем есть.
— Здесь могла произойти величайшая бойня с тех пор, как люди ступили на эти острова, — добавил Гейрульф. — Франки выдохлись и стояли на берегу беспомощные, и английские керлы их бы не пощадили.
Жрецы Пути вновь собрались у костра и копья́ в своем священном кругу за рябиновыми гроздьями. Торвин набрал новых, огромных и спелых по осени. Их алый цвет вторил закату.
— Это стало бы величайшим несчастьем для нас, — проговорил Фарман. — При таком обильном жертвоприношении важно не взять никакой добычи, не получить никакой выгоды. Но англичанам наплевать, они раздели бы и мертвых. И мы обратили бы на себя гнев христианского бога и ярость Прародителя.
— Однако он все же не выстрелил, — сказал Торвин. — Не взял на душу грех. Именно поэтому я утверждаю, что он не порождение Одина. Когда-то я думал иначе, но теперь знаю лучше.
— Так поведай же нам, что ты узнал от его матери, — попросил Скальдфинн.
— Вот как было дело, — начал Торвин. — Я нашел ее без большого труда, она осталась в деревне своего мужа-хеймнара. Вдова не стала бы со мной разговаривать, если бы не любила девушку, хоть та ей не родная дочь. В конце концов она выложила мне все. Сигвард рассказывал верно, — правда, он утверждал, что ей понравились его ласки, тогда как она… В общем, после тех страданий, что выпали на ее долю, женщина говорила о нем исключительно с ненавистью. Но она подтвердила его слова до того места, когда он лежал с ней на песке, прежде чем посадил в ладью, а затем бросил и вернулся на берег к своим людям с их бабами. Тогда-то, по ее признанию, все и случилось. Что-то царапнуло борт, и в ночи показалась другая лодка, обычный челн, а в нем был человек. Я выспрашивал, каков он был, но она ничего не вспомнила. Средних лет, сказала вдова, среднего роста, одет не хорошо и не плохо. Человек поманил ее. Она решила, что это какой-то рыбак подоспел на помощь, и перешла к нему. Он отгреб подальше и повел лодку вдоль берега, а после высадил ее, так ни слова и не сказав. Очутившись на суше, она пошла домой к мужу.
— Может, это и был рыбак, — вставил Фарман. — Точно так же, как моржом был морж, а скоффином — придурковатый мальчишка, которому стало страшно караулить в одиночку.
— Я спросил, не потребовал ли он вознаграждения. Незнакомец мог отвести ее домой, и ему заплатили бы — если не муж, то ее родня. Она сказала, что нет, он ее просто высадил. Я надавил, попросил припомнить все подробности. Она сообщила еще одну вещь. Когда чужак доставил ее на берег, он вытащил челн на сушу и поглядел на нее. Она вдруг испытала усталость и улеглась в водоросли. Когда проснулась, его уже не было.
Торвин оглядел собравшихся.
— Итак, нам неизвестно, что случилось с ней, пока она пребывала в этом сне. Я думаю, что женщина способна понять, брали ли ее сонную, но разве она признается? Незадолго до этого ею овладел Сигвард. Возникни у нее подозрения, какая ей выгода в том, чтобы ими делиться? Или вообще вспоминать? Но меня настораживает этот сон. Скажи-ка мне вот что, — обратился он к Фарману. — Ты самый мудрый из нас, ответь: сколько богов обитает в Асгарде?
Фарман беспокойно заерзал: