Молот и крест. Крест и король. Король и император

— Дарую милость на выбор тому, кто скажет, какой в этом смысл.

Раб неуверенно выпрямился, понимая, что все взоры обращены на него:

— Одну милость, господин? Можно выбрать?

Ивар кивнул.

— Господин, по-английски «угорь» произносится как «ил». По-моему, речь идет о месте. Это Или, и до него всего несколько миль по Узу. Остров Угрей. Наверное, это значит, что он — то бишь Шиф — будет ждать тебя там.

— Потому что я каплун? — спросил Ивар.

Раб судорожно сглотнул:

— Ты обещал милость, господин, любому, кто скажет. Я выбираю свободу.

— Можешь идти, — сказал Ивар, отступив от корабельной банки.

Раб снова сглотнул и оглядел бесстрастные бородатые лица. Он медленно шагнул вперед. Никто не удержал его, и он, обретя уверенность, подскочил к борту и перепрыгнул сперва на весло, а потом на речной берег — и поскакал, как жаба, к ближайшему укрытию.

— Восемь, девять, десять, — сказал себе Ивар.

В руке у него была сулица с серебряным наконечником. Он замахнулся и сделал два шага вдоль борта. Листовидное острие швырнуло раба вперед, вонзившись аккурат между плечами и шеей.

— Кто-нибудь еще хочет назвать меня каплуном? — осведомился Ивар, обращаясь ко всем.

«Кое-кто уже назвал», — подумал Дольгфинн.

Позднее вечером, когда викинги осторожно пришвартовались на две мили севернее того места, откуда им бросили вызов, несколько старейших шкиперов завели тихий, очень тихий разговор вокруг костра в немалом отдалении от палатки Ивара.

— Его называют Бескостным, потому что он не может овладеть женщиной, — сказал один.

— Да может, — возразил другой. — У него есть сыновья и дочери.

— Это при том условии, что сперва он проделает странные вещи. Немногие женщины остаются в живых. Они говорят…

— Нет, — вмешался третий, — молчи. Я скажу тебе, почему он Бескостный. Ивар похож на ветер, который налетает откуда угодно. Сейчас он может быть прямо за нами.

— Все не так, — сказал Дольгфинн. — Я не иду Путем, но у меня есть друзья, которые идут. И были друзья, которые шли. Вот что они говорят, и я им верю. Он бейнлаусс, как пить дать. Но это означает не «бескостный». — Дольгфинн помахал обглоданным ребром, чтобы показать, какое из двух значений этого норвежского слова он имел в виду. — Это в смысле «безногий». — Он похлопал себя по бедру.

— Но у него же есть ноги, — усомнился один слушатель.

— На этой стороне — есть. Те идущие Путем, что видели его в Иномирье, говорят, что там он пресмыкается на брюхе в обличье огромного змея, дракона. У него не одна шкура. И вот поэтому его не убить обычной сталью. Понадобится что-то посерьезнее.

* * *

Шеф на пробу согнул металлическую полоску, имевшую два фута в длину и два дюйма в ширину, которую принес коротышка-вольноотпущенник Удд. На руках вздулись мышцы, имевшие достаточно силы, чтобы разомкнуть железный ошейник раба. Упругая сталь подалась на дюйм-другой, затем спружинила и распрямилась.

— На камнеметалках работает отлично, — сообщил Озви, стоявший в кругу катапультистов и с интересом следивший за его опытами.

— Я прикидываю, сгодится ли она для чего-нибудь еще, — проговорил Шеф. — Может, для лука?

Он снова согнул полоску, теперь о колено, и попытался навалиться всем весом. Металл уступил только пару дюймов. Слишком прочная вещь для лука. Или для человеческих рук? Но на многое ли способны голые руки! Катапульты мощнее людей. И тяжести бывают неподъемные — например, корабельная рея. Шеф еще раз взвесил полоску на руке. В этом металле скрывалось решение задачи: объединить новое знание, которого искал Путь, со старым, которое продолжает обретать Шеф. Но сейчас не время ломать над этим голову.

— Сколько ты их изготовил, Удд?

— Штук двадцать. Это после того, как ими оснастили катапульты.

— Останешься завтра в кузнице. Сделай еще. Возьми людей и железа, сколько понадобится. Мне нужно сто полос или даже двести — как можно больше.

— Значит, мы и в бою не побываем?! — вскричал Озви. — Ни разу не выстрелим из «Выкоси поле»?

— Хорошо, пусть Удд выберет по одному помощнику из каждого расчета. Остальные будут сражаться.

«Если сражение состоится, — подумал Шеф. — Но мой замысел не таков. Нам ни в коем случае нельзя ввязываться в битву. Если Англия — шахматная доска богов, а мы — фигуры в игре, то для победы я должен убрать несколько штук. Как бы это ни выглядело со стороны».

* * *