– Святого Петра? – рассеянно переспросил император, обдумывая заманчивые последствия сказанного Эркенбертом.
– Я приму имя Петра, – решительно сказал дьякон. – Это было запрещено всем римским папам с самого начала. Но я возьму это имя не из гордости, а в знак уничижения, в знак того, что церковь должна начать все заново, очиститься от своих слабостей и пороков. В подземельях Ватикана, в катакомбах, мы найдем документ, написанный самим Симоном Петром и выражающий его желание, чтобы церковь преданно служила христианской империи.
– Найдем документ? – повторил Бруно. – Но как можем мы найти там документ, если мы не знаем, существует ли он?
– Я нашел Грааль, разве нет? – ответил Эркенберт. – Можешь на меня положиться, я найду «Дар святого Петра».
«Он имеет в виду, что собирается подделать его, – неожиданно понял Бруно. – Это нарушит все Божьи и человеческие законы. Но десятая часть церковной собственности… Жирных монахов и праздных монашек прогоним, доход с их земель пойдет на содержание армии… Наших риттеров и брудеров будем считать уже не на сотни… Разумеется, благая цель оправдывает недостойные средства».
«Это подлог, и он знает, что это подлог, – подумал Эркенберт. – Но готов на него пойти. А того не знает, что „Константинов дар“ – тоже подделка, и это видно любому образованному человеку. Она написана на латыни совсем не того периода, каким датирована. И писал ее не иначе как франк, чтоб мне самому стать итальяшкой. Интересно, сколько вообще исторических документов – фальшивки? Вот в чем подлинная опасность таких книг. – Дьякон взял из рук императора брошюру еретиков, порвал и бросил в огонь. – Они заставляют людей задумываться, непогрешимы ли наши священные книги. Это мы должны будем искоренить. Всего несколько книг, и каждая из них – священная, вот так будет впредь. А верны они или нет – это решать мне».
Лениво поднимающиеся впереди по левому борту клубы дыма захватили внимание Шефа, как липкая паутина – сопротивляющуюся муху. Рейд флота прошел исключительно удачно. Острова Средиземного моря завоевывали часто, но, видимо, уже много лет не грабили по-настоящему. Возможно, завоеватели старались только обратить островитян в свою «истинную» веру, а не получить с них прибыль. Сейчас корабли флота низко сидели в воде не только из-за пополненных запасов провианта и воды, но также из-за груза церковных блюд, парчи и выкрашенных неизвестными красителями тканей.
Самой богатой оказалась дань, собранная с Мальорки и Менорки, с Ибицы и Форментеры, а также с Корсики и Сардинии, – дань в золотых и серебряных монетах арабов, греков, франков, римлян и иных народов, о которых Шеф никогда не слыхивал; надписи на их монетах не смог прочитать ни Скальдфинн, ни Соломон.
Идти ли теперь на Сицилию, расположенную совсем недалеко на юге, за островом Вулькано с его огнедышащей горой? Или высадиться на берег материковой Италии? Даже Гудмунд стал поговаривать о том, как важно вовремя остановиться, пока равноденственные штормы не преградили долгую дорогу к дому.
Неудовлетворенным пока оставался только Стеффи. Он с энтузиазмом отнесся к своему новому небесному покровителю – богу Локи – и его амулету. Он больше не мог говорить ни о чем, кроме огня, и стал исповедовать принцип, о котором часто упоминал Шеф: в мире рассеяно больше знаний, чем кажется людям. Стеффи поставил себе целью узнать все, что только можно, об огне, о веществах, которые горят, дымят или хотя бы светятся в темноте. В пленном греческом сифонисте Стеффи скоро разочаровался. Тот знал свое ремесло, это верно, и честно рассказал все, что ему было известно, о нефтяных лужах на дальнем берегу Черного моря, о том, как добывают и очищают горючую жидкость, легкую и прозрачную зимой, вязкую и липкую летом. Но, зная все это, грек мало интересовался заменителями горючего. От него скрыли тот факт, что на Западе нет таких месторождений нефти, как у греков на Востоке, а без заменителя горючего люди Пути могут рассчитывать только на оставшиеся полбака захваченной у противника жидкости.
Стеффи не был обескуражен. Он говорил с греком, с Соломоном, с Брандом, с Шефом, снова с Соломоном, с рыбаками, которых северяне перехватывали, расспрашивали и отпускали, а также со своими помощниками. Его монолог не прерывался и сейчас, когда он стоял на баке и вместе с Шефом смотрел на дым вулкана, но смотрел так, как любовник – на заветное окошко.