Молот и крест. Крест и король. Король и император

– Это не настоящая камнеметная машина. В мире, о котором ты знать не знаешь, есть и другая. Но твоя и впрямь сильна. Сделаешь мне много таких.

* * *

Далеко за узким проливом и землями франков, за тысячу миль в стране римлян, за величественными вратами собора, превосходившего размерами не только уинчестерский, но и йоркский, царила глубокая тишина. Со времен своего великого основоположника папство столкнулось с массой трудностей и потерпело множество неудач. Одни папы встретили мученическую смерть, другим пришлось спасаться бегством. Не прошло и тридцати лет с тех пор, как сарацинские пираты дошли до ворот Рима и разорили саму базилику Святого Петра, которая в то время находилась вне стен.

Впредь подобному не бывать. Об этом позаботится он, ныне равноапостольный наследник Петра, ключника райских врат, – он, превыше всего поставивший власть. Добродетели поистине бесценны: смирение, нестяжание, целомудрие. Но им не продержаться без власти. Стремление к власти – его долг перед смиренными, нестяжающими и целомудренными. В погоне за ней он низложил многих могущественных и великих – он, Николай Первый, папа римский, слуга Господних слуг.

Старик с ястребиным лицом медленно погладил кошку. Вокруг расселись секретари и помощники, не издававшие ни звука. Придурковатый архиепископ из английского городка со странным заморским названием – Эборакума, что ли, хотя кто его разберет с таким варварским произношением – был учтиво спроважен с глаз долой; к нему приставили кардинала, чтобы оказывал почести и развлекал. Архиепископ наплел небылиц о новой религии, о вызове, брошенном авторитету Церкви, а также о северных варварах, которые начали набираться ума. Паника и страшные россказни.

Однако это подтверждалось другими сведениями, поступавшими из Англии. Ограбление Церкви. Изъятие земель. Добровольное вероотступничество. Для этого существует особое слово – «расцерковление». Это посягательство на самые основы власти. Если слухи распространятся, то да, найдется немало охочих последователей – даже в землях империи. Даже здесь, в Италии! Необходимо что-то предпринять.

И все же у папы и Церкви были другие заботы – более насущные, чем дело об английских и норманнских варварах, сражающихся за земли и серебро в стране, которую он не увидит вовек. Помыслы высшего духовенства были заняты раздробленностью могущественной империи, основанной франкским королем Карлом Великим, который был коронован в этом самом соборе на Рождество восьмисотого года, – с тех пор целая жизнь прошла. И вот уже двадцать лет, как империя развалилась на части, а ее враги наглеют день ото дня. Сначала перессорились внуки Карла, которые сражались друг с другом, пока не добились мира и раздела. Одному отошла Германия, другому – Франция, третьему – огромный ничейный край от Италии до Рейна. А ныне этот третий мертв, и его часть империи поделили натрое, в результате чего собственно император, старший сын старшего сына, владеет лишь девятой частью дедовского наследия. И что же предпринял сей император, Людовик Второй? Ровным счетом ничего. Он даже не сумел отогнать сарацин. А Лотарь, его брат, кого заботят только развод с бесплодной женой и брак с любовницей, способной к деторождению, – деяния, которых он, Николай, никогда не дозволит?

Лотарь, Людовик, Карл. Сарацины и норманны. Земли, власть, расцерковление. Папа гладил кошку, раздумывая сразу обо всем. Что-то подсказывало ему, что заурядная далекая распря, о коей поведал глупый архиепископ, бежавший от своего долга, может стать ключом к моментальному разрешению всех проблем.

Или это укол страха? Тревога при виде тучки, которая будет расти и расти?

Папа сухо кашлянул, как будто прострекотал старый сверчок. Первый секретарь мгновенно окунул перо.

– Слугам нашим: Карлу Лысому, королю франков. Людовику, королю немецкому. Людовику, императору Священной Римской империи. Лотарю, королю Лотарингскому. Карлу, королю Прованскому, – ты знаешь их титулы, Феофан. Итак, всем этим христианским королям мы одинаково пишем следующее…

«Знайте, возлюбленные чада, что мы, папа Николай, решили потрудиться к вящему процветанию и неприкосновенности всего христианского мира, а посему предписываем вам, дабы снискали вы нашу любовь, поспоспешествовать тому же вкупе с братьями и сородичами вашими, христианскими королями империи…»

Папа медленно изложил свои планы. Они касались общих действий. Единства. Отказа от усобиц и расчленения империи. Сохранения Церкви и истребления ее врагов, а также соперников, если архиепископ Вульфхер сказал правду.

– «И пожелание наше таково, – закончил сухой, скрипучий голос, – чтобы всякий человек, который приложится к сему благословенному и святому походу, носил на себе поверх доспехов знак креста, обозначая тем служение Матери-Церкви».

– Закончи послания как подобает, Феофан. Завтра я подпишу их и скреплю печатью. Созови хороших гонцов.

Не выпуская кошки, старик встал и чинно удалился в свои личные покои.

– Отлично придумано с этим крестом, – заметил один секретарь, деловито начертывая копии пурпурными папскими чернилами.