«Вопрос: Вы католик?
Ответ: Я был хозяином моей жизни на службе Его Величества.
Вопрос: Какого вы вероисповедания?
Ответ: Да, сэр, я долго служил Его Величеству.
Вопрос: Вы ходите на службу или на собрания? Куда вы ходите?
Ответ: Сейчас никуда, сэр.
Вопрос: Вы папист? Когда я говорю “папист”, то не имею в виду ничего дурного.
Ответ: Я не знаю, что такое папист.
Вопрос: Чем вы занимаетесь?
Ответ: Я старый солдат, по крайней мере то, что от него осталось».
И дальше в том же роде. В зал суда, шаркая ногами, чередой входили дряхлые, пожилые мужчины и женщины, по требованию преподобного Тируэлла покорно крестились и говорили то, что должны были сказать: в то время, как убивали Уильямсонов, подозреваемый находился дома. Тем не менее было решено проявить бдительность. Магистраты поместили Кэхилла для дальнейшего дознания в исправительный дом, оговорив, что он очищен от всех подозрений в последних убийствах.
Обвинение против Кэхилла развалилось, и стала крепнуть уверенность (во всяком случае, у магистратов Шэдуэлла), что Марров и Уильямсонов Уильямс убил в одиночку. И с этой мыслью пришло понимание, что чудовищный злодей, погубивший нескольких человек, и самоубийца должен послужить примером, который потрясет страну – и в немалой степени потому, что ему удалось обмануть его величество Закон.
Глава восьмая
Могила на перекрестке
Если приговоренный преступник – не важно, приговорило ли его общество или официальный суд, – накладывает на себя руки до назначенного дня казни, то о нем почти наверняка скажут: «избежал правосудия». Казалось бы, сторонники смертной казни должны оценить подобный поступок: человек сознает справедливость наказания, понимает, что за жизнь можно расплатиться только ценою собственной жизни, безоговорочно выносит себе приговор, сам приводит его в исполнение и тем избавляет общество от хлопот и затрат на публичное представление. Но общество редко смотрит на вещи под таким углом. Фраза «избежал правосудия» имеет определенный смысл: расплатиться сполна перед законом значит понести наказание так и тогда, как и когда предписывает закон. Бросивший вызов обществу обязан понести наказание на глазах этого общества и казнь по приговору – необходимая составляющая возмездия. Возмущено все общество, а не просто отдельные его индивидуумы, и успокоить требуется общество в целом. Это вызванное недозволенной смертью чувство гнева и разочарования выразил в палате общин премьер-министр. 18 января 1812 года он назвал Уильямса «негодяем, обманувшим надежды на справедливое общественное мщение, который, наложив на себя руки, ускользнул от ожидавшего его наказания». Лейтмотив несостоявшегося мщения общества наблюдается у всех, кто в те годы писал об этом случае. Преступник действовал со зверской, невероятной жестокостью. И люди верили, что жертвы взывают к отмщению на миру. Мало у кого оставались сомнения, что убийца на том свете получил по заслугам. Но наказание Господне, хоть и неотвратимо, скрыто от человека, и рассуждения об адском пламени не удовлетворяют жажду мести. Зрелище земного наказания намного эффективнее в качестве устрашения тех, кто помышляет о преступлении.
В то время считалось, что нет лучшего средства сдерживания преступлений, чем смертная казнь. Следовательно, чем больше людей наблюдают, как исполняется приговор, тем больше пользы для общества. Уильямс, наложив на себя руки, не мог послужить назидательным примером для других и своей преждевременной смертью лишил лондонцев одного из самых волнующих развлечений. День казни оставался поистине народным праздником, и посмотреть, как приговоренного отправляют к праотцам, собиралась огромная толпа. Не многие в начале девятнадцатого века считали правомерным казнить человека без свидетелей. Приговоренный имел право умереть на людях. Как еще общество могло оградить человека от проявлений личной мести, от ножа в потемках, от убийцы, обрывающего жизнь невиновного в уединении тюремной камеры? К тому же если толпа имела право на зрелище, то и приговоренный имел право на зрителей. Даже в конце девятнадцатого века находились люди, возражавшие против казни за закрытыми дверями на том основании, что англичанин имеет неотъемлемое право публично покаяться в преступлениях или заявить о своей невиновности.