Молодые львы

Завтрак прошел натянуто. Хойт на днях обещал Кэхуну снова прочитать во время уик-энда пьесу и дать сегодня окончательный ответ, согласен ли он играть в ней. Хойт был хорошим актером — лучшего и не найти для этой роли, и если бы он отказался, то подобрать кого-нибудь вместо него оказалось бы делом нелегким. Слипер с надутым видом бокал за бокалом тянул двойное виски, а Кэхун рассеянно тыкал вилкой в тарелку.

За столиком у противоположной стены Майкл заметил Лауру в обществе двух женщин и небрежно кивнул ей. Он впервые увидел ее после развода. Восьмидесяти долларов в неделю ей не надолго хватит, подумал Майкл, если она будет сама расплачиваться в таких ресторанах. Он чуть было не рассердился на нее за расточительность, но тут же отругал себя: ему-то, собственно, что за дело? Лаура выглядела очень хорошенькой, и Майклу не верилось, что она когда-то принадлежала ему и что он мог злиться на нее. «Вот еще один человек, — грустно вздохнул он, — при мимолетной встрече с которым печально заноет сердце».

— Я перечитал пьесу, Кэхун, — с несколько неестественной торопливостью заговорил Хойт, — и должен сказать, что она мне очень понравилась.

— Прекрасно! — лицо Кэхуна стало расплываться в улыбке.

— Но, к сожалению, — тем же тоном добавил Хойт, — я, видимо, не смогу в ней играть.

Улыбка на лице Кэхуна погасла, а у Слипера вырвался какой-то нечленораздельный возглас.

— Это почему же? — спросил Кэхун.

— Видите ли, — Хойт смущенно улыбнулся, — война и все такое… Мои планы меняются, старина. Дело в том, что если я буду играть в пьесе, то, боюсь, меня сцапают в армию. Здесь же… — Он набил рот салатом и, прожевав, продолжал: — Здесь же, в кино, дело обстоит иначе. Студия уверяет, что добьется для меня отсрочки. По сведениям из Вашингтона, кинопромышленность будет считаться оборонной, а тех, кто занят в ней, не станут призывать в армию. Не знаю, как с театрами, но рисковать я не хочу… Надеюсь, вы понимаете меня…

— Еще бы, — буркнул Кэхун.

— Боже милосердный! — воскликнул Слипер. — Тогда я бегу на студию крепить оборону страны.

Он встал и, тяжело, не совсем твердо ступая, направился к выходу.

Хойт неприязненно посмотрел ему вслед.

— Терпеть не могу этого типа! Совсем не джентльмен, — заметил он и принялся усердно доедать салат.

У столика появился Ролли Вон. У него было багровое улыбающееся лицо. В руке он держал рюмку с коньяком. Он тоже был англичанин, несколько старше Хойта, и вместе с ним снимался в фильме в роли командира авиационного полка. Сегодня он был свободен и мог пить сколько душе угодно.

— Величайший день в истории Англии! — провозгласил он, обращаясь к Хойту все с той же радостной улыбкой. — Дни поражений — позади, дни побед — впереди. За Франклина Делано Рузвельта! — Он поднял рюмку, и остальные из вежливости последовали его примеру. Майкл опасался, что Ролли, раз уж он служит в английских военно-воздушных силах (хотя бы только в киностудии «Парамаунт» в Голливуде), чего доброго, хлопнет рюмкой об пол, но все обошлось благополучно. — За Америку! — Ролли снова поднял свою рюмку.

«Не сомневаюсь, что в действительности он пьет за японский флот, который, собственно, и вовлек нас в войну, — поморщился Майкл. — Но что можно взять с англичанина…»

— Мы будем драться на берегах, — декламировал Ролли, — мы будем драться в горах. — Он сел. — Мы будем драться на улицах… Больше никаких Критов, никаких Норвегии… И ниоткуда нас больше не вышвырнут!

— А знаете, старина, — остановил его Хойт, — на вашем месте я не стал бы вести подобные разговоры. Недавно я имел конфиденциальную беседу с человеком из адмиралтейства. Вы бы удивились, если бы я назвал его фамилию. Он мне объяснил все, что касается Крита.

— Что же он сказал вам о Крите? — Ролли с некоторой враждебностью уставился на Хойта.

— Все осуществляется в соответствии с генеральным стратегическим планом, дружище. Мы наносим противнику потери и отходим. Невероятно умный план! Пусть противник пользуется Критом. Что такое Крит, и кому он нужен?!

Ролли с величественным видом встал из-за стола.

— Я не могу здесь больше оставаться, — хрипло заявил он, дико сверкая глазами. — Я не могу слушать, как ренегат-англичанин оскорбляет британские вооруженные силы.

— Что вы, что вы! — попытался успокоить его Кэхун. — Садитесь.

— Что особенного я сказал, старина? — встревожился Хойт.

— Англичане проливают кровь! — Ролли стукнул кулаком по столу. — Они ведут отчаянную, беспощадную борьбу, защищая землю союзников. Англичане гибнут тысячами… а он болтает, что это делается в соответствии с каким-то планом! «Пусть противник пользуется Критом…» Знаете, Хойт, я давно наблюдаю за вами и пытаюсь понять, что вы за птица. Боюсь, как бы мне не пришлось поверить тому, что говорят о вас люди.

— Послушайте, дружище! — Хойт покраснел, его голос зазвучал пронзительно, срываясь на высоких-нотах. — Я думаю, что вы просто-напросто жертва страшного недоразумения.