— Итак, мистер Уайтэкр, — заговорил председатель, близоруко роясь в личном деле Майкла, — вы просите льготу по пункту 3а, потому что имеете иждивенцев. — И он сердито воззрился на Майкла, как будто спрашивал его: «Где оружие, которым вы убили покойного?»
— Да, — ответил Майкл.
— Мы установили, что вы не живете с женой, — громко произнес председатель и торжествующе посмотрел вокруг. Несколько членов комиссии энергично закивали головами.
— Мы разведены.
— Разведены? — воскликнул председатель. — Почему вы скрыли этот факт?
— Послушайте, — сказал Майкл, — я не буду напрасно занимать ваше время, я поступаю на военную службу.
— Когда?
— Как только будет поставлена пьеса, над которой я работаю.
— А когда это будет? — с раздражением спросил маленький толстый мужчина с другого конца стола.
— Через два месяца, — ответил Майкл. — Не знаю, что вы написали на том заявлении, но я должен обеспечивать отца с матерью и платить алименты…
— Ваша жена зарабатывает пятьсот пятьдесят долларов в неделю, — резко заявил председатель, заглянув в лежавшие перед ним бумаги.
— Да, когда работает.
— В прошлом году она работала тридцать недель, — продолжал председатель.
— Правильно, — устало подтвердил Майкл, — но ни одной недели в этом году.
— Да, но мы должны учитывать вероятные заработки, — сказал председатель, взмахнув рукой. — Последние пять лет она работала, и нет оснований полагать, что она не будет работать и дальше. Кроме того, — еще раз заглянув в бумаги, добавил он, — вы заявляете, что на вашем иждивении отец и мать.
— Да, — со вздохом ответил Майкл.
— Ваш отец, как мы установили, получает пенсию в шестьдесят восемь долларов в месяц.
— Правильно, — согласился Майкл. — А вы пытались когда-нибудь прожить вдвоем на шестьдесят восемь долларов в месяц?
— Все должны чем-то жертвовать в такое время, как сейчас, — с достоинством проговорил председатель.
— Я не хочу спорить с вами, я уже сказал, что собираюсь через два месяца поступить на военную службу.
— Почему? — спросил мужчина, сидевший на другом конце стола, уставившись через блестящие стекла пенсне на Майкла и, видимо, готовясь разоблачить эту последнюю увертку.
Майкл окинул взглядом семь рассерженных лиц и с усмешкой ответил:
— Я не знаю почему, а вы знаете?
— Достаточно, мистер Уайтэкр, — процедил председатель.
Майкл поднялся и вышел из комнаты, чувствуя на себе злые, возмущенные взгляды всех семи членов комиссии. «Они чувствуют себя обманутыми, — вдруг сообразил он, — им так хотелось поймать меня в ловушку, все они подготовились к этому».
Люди, ожидавшие в приемной, с удивлением посмотрели на него, недоумевая, почему он так быстро вышел. Он улыбнулся им и хотел было пошутить, но подумал, что это было бы слишком жестоко по отношению к растерянным парням, ожидавшим в мучительном напряжении своей очереди.
— Спокойной ночи, дорогая, — сказал он, обращаясь к некрасивой девушке за столом. В этом он не мог себе отказать. Она взглянула на него с непоколебимым превосходством человека, которого не пошлют умирать за других.
Спускаясь по лестнице, Майкл продолжал улыбаться, но чувствовал он себя все-таки подавленным. «Надо было пойти в первый день, — думал он, — тогда мне не пришлось бы подвергаться такому унижению». Медленно шагая в этот мягкий зимний вечер мимо гуляющих парочек, не знающих о том, что в полуквартале от них, в грязном помещении над греческим рестораном, во имя их идет подлая, жалкая борьба человеческих душ, Майкл чувствовал себя униженным и оскорбленным.
Через два дня, спустившись утром за почтой, он обнаружил открытку из призывного пункта: «Согласно вашей просьбе, с 15 мая вы будете переведены в категорию 1А»[30]. Он рассмеялся. «Они хотят превратить свое поражение в победу», — подумал он, поднимаясь к себе в лифте, и вдруг почувствовал облегчение: больше не нужно было принимать никаких решений.
13