Читаем Молодые львы полностью

– С превеликим удовольствием, – без тени улыбки ответил Брандт.

– Гиммлер. Дистль. Сфотографируемся вместе.

– Господин лейтенант, почему бы вам не сфотографироваться одному? Чего вашей жене лицезреть наши физиономии? – Под началом лейтенанта Кристиан служил уже больше года и вот впервые позволил себе в чем-то с ним не согласиться.

– О нет! – Лейтенант обнял Кристиана за плечи, и тому показалось, что его командир уже успел приложиться к бутылке. – Ты не прав. Я много писал жене о тебе. Так что ей будет интересно увидеть, каков ты на самом деле.

Брандт долго суетился, выбирая правильный ракурс, ему хотелось запечатлеть возможно большую часть здания оперного театра. Гиммлер глуповато лыбился в объектив, а лейтенант и Кристиан сохраняли серьезность, воспринимая происходящее как важное историческое событие.

Когда же Брандт наконец их сфотографировал, они сели в машину и направились к воротам Сен-Дени. День близился к вечеру, и уютные, зеленые улицы опустели еще больше: случалось, что они ехали минуту-другую, не встречая ни солдат, ни армейских автомобилей. И впервые после прибытия в Париж Кристиану стало как-то не по себе.

– Великий день, – задумчиво изрек лейтенант, – день, которому суждено навечно остаться в истории. Пройдут годы, а мы будем оглядываться на этот день и говорить: «Мы были там на заре новой эры!»

Кристиан чувствовал, что сидящий рядом с ним Брандт скорчил пренебрежительную гримасу, но этот человек прожил во Франции не один год и, возможно, поэтому очень уж цинично и насмешливо воспринимал высокопарные словеса.

– Мой отец, – продолжал лейтенант, – в 1914 году добрался лишь до Марны. Марна… Она так близко. Но моему отцу не довелось увидеть Париж. Сегодня мы переправились через Марну за пять минут. Исторический день… – Гарденбург вгляделся в зев боковой улочки. Кристиан автоматически повернулся, чтобы посмотреть, что углядел там лейтенант. – Гиммлер, это та самая улица?

– Какая улица, господин лейтенант?

– Где расположен тот дом, о котором ты говорил… очень известный.

Ну и память у него, подумал Кристиан. Фиксирует все. Схемы расположения артиллерийских орудий, устав военно-полевого суда, инструкции по обеззараживанию материальной части, подвергшейся воздействию отравляющих газов, местоположение парижского борделя, упомянутого мимоходом пару часов назад.

– Мне представляется… – Лейтенант тщательно подбирал слова, а Гиммлер тем временем сбросил скорость чуть ли не до нуля. – Мне представляется, что такой день, день сражения и победы… Короче, мы имеем полное право расслабиться… Солдат, который сторонится женщин, – никудышный солдат… Брандт, ты ведь жил в Париже, ты слышал об этом заведении?

– Да, господин лейтенант. Высший класс.

– Развернуть машину, сержант, – приказал лейтенант.

– Будет исполнено, господин лейтенант. – Гиммлер, широко улыбаясь, круто вывернул руль, и маленький разведывательный автомобиль, описав круг, нырнул в боковую улочку.

– Я могу положиться на вас, не так ли? – Лейтенант оглядел всех троих. – Болтливых среди вас нет?

– Так точно, господин лейтенант! – в унисон гаркнули они.

– Всему свое время. И дисциплине, и дружеским пирушкам. Нам нужен этот дом, Гиммлер?

– Да, господин лейтенант. Но тут, похоже, все закрыто.

– Пойдешь со мной. – Лейтенант спрыгнул на мостовую и маршевым шагом пересек тротуар, держа курс на массивную дубовую дверь. Каблуки его с силой впечатывались в каменные плиты. Громкое эхо покатилось по узенькой улице, словно по ней шел не один человек, а целая рота.

Гарденбург постучал в дверь, а Брандт и Кристиан с улыбкой переглянулись.

– Скоро он начнет продавать нам порнографические открытки, – прошептал Брандт.

– Ш-ш-ш, – предостерег его от излишних вольностей Кристиан.

Дверь приоткрылась. Пусть не силой, но не без нажима лейтенант и Гиммлер заставили хозяев пустить их в дом. Едва они переступили порог, как дверь захлопнулась, и Брандт с Кристианом остались одни на пустынной, укрытой тенью домов улице. Ночь уже коснулось неба: оно начало медленно темнеть. Стояла мертвая тишина, не было видно ни одного открытого окна.

– У меня создалось впечатление, что повеселиться лейтенант приглашал и нас, – пробурчал Брандт.

– Терпение, – успокоил его Кристиан. – Лейтенант наводит мосты.

– К женщинам я предпочитаю наводить мосты сам, – гнул свое фотограф.

– Хороший офицер, – назидательно произнес Кристиан, – не ляжет спать, пока не убедится, что его солдаты обеспечены всем необходимым.

– Поднимись на второй этаж и напомни об этом нашему лейтенанту, – отпарировал Брандт.

Дверь открылась, и Гиммлер призывно помахал им рукой. Брандт с Кристианом вылезли из автомобиля и вошли в дом. Мавританский фонарь заливал пурпурным светом лестницу и украшавшие стены гобелены.

– Мадам меня узнала. – Гиммлер поднимался по лестнице первым. – Поцелуи, mon cher garçon[17] и все такое. Как вам здесь нравится?

– Сержант Гиммлер, – усмехнулся Брандт. – Завсегдатай борделей пяти стран. Вклад Германии в создание Соединенных Штатов Европы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека классики

Море исчезающих времен
Море исчезающих времен

Все рассказы Габриэля Гарсиа Маркеса в одной книге!Полное собрание малой прозы выдающегося мастера!От ранних литературных опытов в сборнике «Глаза голубой собаки» – таких, как «Третье смирение», «Диалог с зеркалом» и «Тот, кто ворошит эти розы», – до шедевров магического реализма в сборниках «Похороны Великой Мамы», «Невероятная и грустная история о простодушной Эрендире и ее жестокосердной бабушке» и поэтичных историй в «Двенадцати рассказах-странниках».Маркес работал в самых разных литературных направлениях, однако именно рассказы в стиле магического реализма стали своеобразной визитной карточкой писателя. Среди них – «Море исчезающих времен», «Последнее плавание корабля-призрака», «Постоянство смерти и любовь» – истинные жемчужины творческого наследия великого прозаика.

Габриэль Гарсиа Маркес , Габриэль Гарсия Маркес

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная проза / Зарубежная классика
Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники
Калигула. Недоразумение. Осадное положение. Праведники

Трагедия одиночества на вершине власти – «Калигула».Трагедия абсолютного взаимного непонимания – «Недоразумение».Трагедия юношеского максимализма, ставшего основой для анархического террора, – «Праведники».И сложная, изысканная и эффектная трагикомедия «Осадное положение» о приходе чумы в средневековый испанский город.Две пьесы из четырех, вошедших в этот сборник, относятся к наиболее популярным драматическим произведениям Альбера Камю, буквально не сходящим с мировых сцен. Две другие, напротив, известны только преданным читателям и исследователям его творчества. Однако все они – написанные в период, когда – в его дружбе и соперничестве с Сартром – рождалась и философия, и литература французского экзистенциализма, – отмечены печатью гениальности Камю.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Альбер Камю

Драматургия / Классическая проза ХX века / Зарубежная драматургия

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература