– Что случилось, Уайтэкр? – спросил Павон. – Генерал увел твою девушку?
– Только на время. – Майкл искоса глянул в угол, где генерал прижимался к Луизе и радостно гоготал.
– По праву старшего по чину, – покивал Павон.
– Этот генерал любит девушек, – вставил один из корреспондентов. – Он провел в Каире две недели и оттрахал четырех сотрудниц Красного Креста. Когда он вернулся в Вашингтон, его наградили орденом «За заслуги».
– Тебе это тоже вручили? – Павон показал Майклу визитную карточку миссис Керни.
– Один из самых дорогих моих сувениров. Храню у сердца, – ответил Майкл, доставая из кителя точно такую же.
– Эта женщина тратит кучу денег на типографию.
– У ее отца пивной завод, – пояснил кто-то из корреспондентов. – Так что денег там куры не клюют.
–
Снаружи завыли сирены воздушной тревоги.
– Фрицы совсем распоясались, – проворчал один из корреспондентов. – Только вчера я отправил в редакцию статью, в которой убедительно доказал, что люфтваффе каюк. Я сложил самолеты, которые не собираются на заводах, разбомбленных Восьмой воздушной армией, Девятой воздушной армией и Королевским воздушным флотом, с самолетами, которые сбивают во время налетов на Англию, и получилось, что от люфтваффе давно уже ничего не осталось. Самолетов уничтожено на сто шестьдесят восемь процентов больше, чем произведено. Три тысячи слов.
– Вы боитесь авианалетов? – спросил Майкла низенький толстячок корреспондент по фамилии Акерн. Его серьезное круглое лицо от выпитого пошло красными пятнами. – Вопрос не праздный. Я собираю статистику. Хочу написать большую статью о страхе для журнала «Коллиерс». На этой войне страх – один из главных факторов, обусловливающих поведение людей независимо от того, на чьей стороне они воюют. Так что проанализировать страх в чистом виде – очень актуальная задача.
– Ну, – начал Майкл, – дайте вспомнить, как я…
– А вот я, – Акерн наклонился к Майклу, пахло от него, как от винокурни, – обнаружил, что страх вызывает у меня обильное потоотделение. При этом я вижу все гораздо отчетливее и с самыми мелкими подробностями. Однажды я попал на боевой корабль, даже сейчас не имею права сказать, как он назывался. Это было неподалеку от Гуадалканала. Вдруг японский самолет спикировал буквально до самой воды и полетел на орудийную башню, в которой я находился. Я повернул голову и увидел правое плечо матроса, стоявшего рядом со мной. Я знал его уже три недели, много раз видел и одетым, и раздетым, но только тут заметил, что на его правом плече вытатуирован фиолетовый висячий замок, дужка которого увита зелеными листочками, а поверх алым полукругом тянется надпись латинскими буквами: «Amor omnia vincit»[62]. Татуировку эту я запомнил на всю жизнь, хоть сейчас нарисую ее на этой вот скатерти во всех деталях, со всеми цветовыми оттенками. Ну а что происходит с вами? Как реагирует ваш организм, если ваша жизнь в опасности? Обостряется ли…
– Честно говоря, я еще не попадал…
– У меня также появляются проблемы с дыханием. – Акерн сверлил Майкла взглядом. – Словно я в самолете, который с огромной скоростью несется сквозь разреженный воздух, а на мне нет кислородной маски. – Неожиданно он отвернулся от Майкла. – Передайте, пожалуйста, виски.
– Война меня не интересует, – разглагольствовал Павон. Где-то далеко заговорили зенитки, сообщая о начале воздушного налета. – Я человек сугубо гражданский, так что пусть моя форма не вводит вас в заблуждение. Куда больше меня интересует послевоенный мир.
Самолеты уже ревели над головой, вели огонь зенитки, расположенные рядом с клубом. По одному, по два самолеты пикировали на улицы. Миссис Керни совала свою визитную карточку главному сержанту, который наконец-то дожарил рыбу и вышел из кухни.
– Эта война неизбежно завершится. Причем исход ее предопределен, – продолжал Павон. – Вот почему я не испытываю к ней ни малейшего интереса. С того момента, как радио сообщило о нападении японцев на Перл-Харбор, я знал, что мы победим…
–
– Америка не может проиграть войну. – Рот Павона не закрывался ни на секунду. – Вы это знаете, я это знаю, а теперь это знают даже японцы и немцы. Повторяю, – он скорчил гримаску и глубоко затянулся сигарой, – война меня нисколько не интересует. Меня интересует послевоенный мир, ибо еще далеко не ясно, что нас там ждет.
В клуб вошли два польских капитана в жестких остроконечных фуражках, всегда напоминавших Майклу колючую проволоку и шпоры. С закаменевшими, осуждающими лицами они проследовали к стойке.