Потом Старик уснул, а они пошли к завотделением узнать: что и как, когда выпишут, ну и вообще – поговорить. Ждали долго около кабинета, думали уже уйти, но тут он появился. Это был тот самый врач, с которым Лика разговаривала две недели назад по поводу дедушки. Он пригласил их в кабинет, повертел в руках карту Старика и сказал:
– Все нормально. Никакой угрозы особо нет, просто возраст.
– Ну сердце же у него болит, – сказала Лена.
– Вы знаете, как говорится, инсульта не было, и – слава богу.
– Что? – Анна Петровна вскинула глаза.
– Инсульта не было, и – слава богу! Простите, мне надо идти.
Он ушел, а Олег спросил:
– Я так понимаю, все относительно нормально, если инсульта не было. Или что? Анна Петровна? Почему вы так заволновались?
Она не ответила, дошла с «молодыми» до конца коридора, а потом тихо сказала:
– Вы следите, пожалуйста, за вашим дедушкой. Никуда не уезжайте… Эти врачи сами ничего не знают. Говорят всем одно и то же… Сталина на них нет.
7
С холостяцким бытом пора было кончать. Переезд переездом, но пока живешь в квартире, должен быть уют и порядок. И пол нужно мыть, а не только подметать, и ложки-вилки вытирать, и чай заваривать по-человечески, перед питьем, а не в термосе – с утра и на весь день.
Старик первое время ревновал к предметам, но потом привык. Да и какая тут ревность! Все и так лежало, как попало: на столе, на подоконнике, даже на кровати. Анна Петровна не нарушала привычного уклада жизни, напротив: собирала по крупицам то, что рассыпалось, приводила в порядок хаос, жить в котором было уже невозможно.
Сначала она не решалась касаться портрета покойной жены. Все вокруг было чисто, а черно-белая красавица в отглаженной гимнастерке продолжала смотреть из-под треснутого стекла, из-под тонкого и стойкого слоя пыли. Потом Анна Петровна решилась: взяла тряпку и медленно, от краев к центру, чтобы не касаться сразу лица, очистила портрет.
Дни стояли теплые, они часто гуляли. Сначала немного, потом больше. Старик улыбался, держал ее под руку, жизнь к нему возвращалась.
Однажды отдыхали на втором этаже после прогулки. Старик бодрился и не хотел останавливаться, но Анна Петровна видела, что ему тяжело, и сказала, что отдохнуть нужно ей.
– Годы идут, – сказал Старик, – жизнь практически прошла, а подъезды как пахли в детстве, так и пахнут. Черт его знает, что такое: то ли это штукатурки запах, то ли еще что.
Она кивала, делала вид, что переводит дыхание, а сама смотрела в окно на уже густую траву, на весну, которая хоть и перевалила за середину, а все же была какая-то ранняя. До первого июня оставалась куча времени, но ведь даже первое июня – это только начало чего-то радостного и долгого, чему почти нет конца, когда можно глубоко вдыхать и выдыхать и воздух никогда не закончится. Она немного волновалась, потому что никогда не стояла вот так с кем-то в подъезде.
Послышались шаги. Старик, по-ребячески испугавшись, отпустил ее пальцы. Сверху под руку спустились Степановы.
– Здравствуйте, – сказали они, – отдыхаете?
– Да вот, Анна Петровна остановилась отдышаться, – моложаво ответил Старик.
8
Это был настоящий поход в гости. Целый час серьезно готовились, гладили рубашку, обсуждали, какой галстук лучше. А потом – надели тапки и позвонили в соседнюю дверь на лестничной площадке.
Быт Степановых был отлажен временем. В рассохшихся дверях, в кухонных кранах, в каждом предмете отдельно и во всех вместе билось сердце этих двух людей. Базовый археологический слой относился к шестидесятым, когда была получена квартира и куплена основная мебель. Но местами виднелись следы «позднего хозяйствования»: на тумбе на вязаной кружевной салфетке стоял радиотелефон, а в углу, под салфеткой – современный телевизор.
Сначала все стеснялись и сидели друг напротив друга. Потом пили чай и разговаривали, но все еще чересчур официально. А потом включили «Аншлаг», и сразу стало проще. За веселыми шутками и время быстро бежит, и общение становится непринужденным. Потом «Аншлаг» закончился, и Нина Григорьевна сказала:
– Мужчины – мыть чашки на кухню, а мы – на балкон.
На балконе она закурила.
– Курю, курю – привычка с фронта. Бросала несколько раз, но – слаб человек.
– А Александр Петрович?
– Нет. Мне в этом плане одиноко, даже покурить не с кем… Я вот внимательно в вас вглядываюсь, мне кажется, что вы тоже, – и протянула сигарету, – хотите?
– Давайте, – торопливо ответила Анна Петровна, чтобы Нина Григорьевна внимательно не вглядывалась.
Затянулась глубоко и неумело, но все же сдержалась, чтобы не закашлять.
– В нашем возрасте курить вредно, – сказала она.
– Это в молодости вредно, – ответила Степанова, – вся жизнь впереди. А нам для чего здоровье беречь?
Это прозвучало как еще одна шутка из «Аншлага», и они засмеялись. Снова стало легко.
– Вы где воевали? – спросила Анна Петровна.
– Я в партизанах… Александр Петрович в регулярной армии. А вы?
– Я… Танки ремонтировала… В передвижной ремонтной бригаде.