Молодость с нами

промышленности и всего народного хозяйства является металлургия. У Павла Петровича возникало такое

чувство, будто это он, он лично ответствен за то, чтобы к концу пятилетия выплавка стали увеличилась на

шестьдесят два процента.

Выходя после заседания из зала, Павел Петрович почувствовал, что его кто-то взял за локоть. Он

оглянулся. Возле него стоял человек с очень знакомым, улыбающимся лицом.

— Колосов? — сказал этот человек. — Павел?

— Я, — ответил Павел Петрович, силясь вспомнить, где же он видел это широкое лицо в оспинках, эти

веселые блестящие глаза. — Петров?! — воскликнул он вдруг, протягивая руку. — Алексей! — И сразу в памяти

встали уральские степи, восточные злые ветры, ледяные бураны зимой и нестерпимая жарища летом. Запахло

полынью и пылью, дощатыми бараками, общежитиями, тощей похлебкой тридцатых годов. Он вспомнил

первые дни Магнитки, вспомнил бетонщика Алешку и едва удержался от того, чтобы тут же среди сотен

делегатов партийного съезда не броситься на шею другу своих молодых дней. — Толстый какой стал! Не

узнать, — сказал он, тиская руку Петрова.

Они не спеша шли через Красную площадь, на ходу, в нескольких словах рассказывая друг другу главное

из своей жизни. Павел Петрович не думал, конечно, что Петров с тех пор, когда они расстались на больших

дорогах новостроек, так и остался в бетонщиках, что так двадцать два года и стоит возле бетономешалки. Но

все же не сразу в сознании его улеглось то, что вологодский паренек Алешка, балагур, игрок в “козла”, озорник

на слово, — теперь директор металлургического комбината на юге.

— Да, вот так, — рассказывал Петров. — Достроили, ты-то уехал, а я остался… Достроили, значит,

пошел работать к домнам, потом на мартены, сталеваром стал, учился… Ну, как все мы. Что там!

В ресторане гостиницы они заказали ужин. Сидели долго, слушали музыку, разговаривали, вспоминали.

Павел Петрович привык к тем изменениям, какие произошли. За двадцать два года во внешности Петрова, они

уже не бросались в глаза, он вновь видел перед собой веселого и молодого Алексея. Он сказал ему об этом.

— И ты удивительно мало изменился, — ответил Петров. — Просто даже странно. Я, как только тебя

увидел, так сразу узнал, и даже стишки твои вспомнил, помнишь, ты сочинял? “И так всю жизнь мне будет

только двадцать”.

— Помню. — Павел Петрович улыбнулся. — Переоценил свои возможности.

— А что — переоценил! — не согласился Петров. — Ничего не переоценил. Наше поколение хорошо

держится, Павел. Молодость еще с нами, дорогой мой. С нами! Большой запас ее у нас. В замечательное время

родились, в замечательное время живем. Стареть, брат, некогда. У меня, сказать тебе по правде, планов столько!

Всяких прожектов, соображений, намерений… Мне стареть лет до восьмидесяти нельзя, иначе не успею

сделать все, что напланировано. Ты ко мне приезжай. У нас на комбинате работнику науки есть чем заняться,

есть над чем подумать.

— Непременно приеду.

Они еще долго сидели в номере Павла Петровича, расстались под утро. После ухода друга Павел

Петрович испытывал такое чувство, будто бы и не мелькнули, не ушли в прошлое долгие годы, будто бы время

осталось на месте, а только шли, свершались дела людей, будто не менялись возрастом, а только росли люди

вместе со своими делами, только мужали и крепли. С этим чувством он и уснул.

Настал наконец последний день съезда.

С волнением слушал Павел Петрович заключающую съезд речь Ворошилова и смотрел на него с

нежностью. Климент Ефремович был героем его детства и юности. “Ведь с нами Ворошилов, первый красный

офицер! Сумеем кровь пролить за эс-эс-эс и эр!” — так, кажется, певали в пионерскую бытность?

— История возложила на партию великую, благородную миссию — обеспечить построение

коммунистического общества в нашей стране и тем самым проложить путь к коммунизму для всего

человечества, об этом говорил товарищ Ворошилов.

Он говорил:

— Разрешите заявить с этой высокой трибуны, что наша партия до конца выполнит свою историческую

миссию.

Вновь грянул “Интернационал”. Съезд закончил свою работу. Надо было покидать этот зал. Но хотелось

быть тут еще и еще…

Когда в гостинице Павел Петрович подошел к дежурной по этажу за ключом, она ему сказала:

— Ключ взяли. У вас в номере гости.

— Какие гости? — Павел Петрович был сильно удивлен.

— Просили не говорить. Сами увидите.

В номере его встретили Оля и Виктор.

— Не ожидал? — воскликнула Оля, обнимая.

— Конечно, не ожидал. Как же это вы сюда попали, ребята?

— Спроси Виктора.

— Да вот, опыт приехал передавать. — Виктор смущенно улыбался. — По линии ЦК комсомола.

Московским сталеварам — комсомольцам. Пригласили.

— Ну и я с ним на два дня прицепилась. У тебя, папочка, вкусного ничего нет? — Ольга заглядывала в

шкаф, в ящики стола.

— Сейчас попросим принести ужин. Можешь заказывать все, что считаешь вкусным. Надави вон на ту

кнопочку.