Молодость и счастье

Блажков тоже засмеялся. Ее одобрение несколько приободрило его. Она подкупила его тем, что держала себя свободно, легко, точно они были давно знакомы. Ему сразу стало легче, и он осмелился даже прямо посмотреть ей в лицо. Таких красивых женщин и так близко около себя он никогда не видел. Кто она: артистка, писательница, чья-нибудь жена?.. Ему захотелось узнать что-нибудь о ней, и он спросил, невольно впадая в ее легкий, игривый тон:

-- Вы -- дама или девушка?..

Елена Ивановна склонила голову к плечу и лукаво посмотрела:

-- А вам зачем это знать?

-- Так... На всякий случай...

-- Например?..

Блажков покраснел и смутился. Но Елена Ивановна смеялась, точно разрешая ему до конца высказать свою мысль. И ему стало как-то особенно хорошо и весело с ней. В груди заходило легкое, приятное волнение, и он, смеясь, ответил:

-- На тот случай, если бы я захотел вас поцеловать...

Он сам испугался того, что сказал, и робко, искоса посмотрел на нее. Она все еще смеялась, полуприкрыв лицо веером и смотрела на него хитро-прищуренными глазами.

-- Уже?.. А вам хочется поцеловать меня?..

Блажков облегченно вздохнул. "Вот ты какая! -- подумал он. -- Тебя ничем не удивишь!.." Но ему тут же пришло в голову и другое предположение: "Видно, писателям все можно: и приходить на вечер к незнакомым людям, да еще в рабочей тужурке и грязных манжетах, и говорить дамам все, что взбредет в голову!..".

Все же он не отважился прямо ответить на вопрос Елены Ивановны и пробормотал неопределенно:

-- Всякое бывает...

Елена Ивановна вдруг сделала серьезное лицо, точно решив, что уже пора перестать шутить, и, небрежно обмахиваясь веером, сухо и строго проговорила:

-- Я -- девушка, но это еще не значит, что вы можете меня поцеловать... -- и в пояснение своих слов холодно прибавила, пожав плечом: -- Я вас совсем не знаю...

Блажков сразу весь съежился, точно его облили холодной водой. Его веки испуганно мигали, он не знал, куда девать свои глаза и руки. Она его не знает! Чего доброго, она сомневается, что он -- писатель?.. Он имел жалкий, испуганный, несчастный вид. Взглянув на него,

Елена Ивановна не выдержала и засмеялась. И, точно смилостивившись над ним, прибавила, играя глазами из-за веера:

-- Нужно еще заслужить!..

Закрыв совсем лицо веером, она протянула ему руку. Блажков взял, осторожно пожал ее и опустил. Елена Ивановна капризно топнула ножкой.

-- Вы -- большой оригинал! -- сказала она обиженным голосом. -- Только что вы высказали желание поцеловать, а когда вам дают для этого руку -- вы не хотите!.. Ну, целуйте же скорей, а то рассержусь!..

Блажков благоговейно прикоснулся губами к ее пальцам и растроганно сказал:

-- Вы -- ужасно милая девушка. Я еще не видел таких...

-- В самом деле? -- спросила она, вскидывая на него весело смеющиеся глаза.

Вместо ответа он вторично поцеловал ее руку...

-- Браво, маэстро! -- раздался вдруг голос Харитоненко. -- Вы, оказывается, отлично умеете разговаривать с женщинами!..

Блажков ответил ему довольным смехом, победоносно глядя на него затуманившимися от счастья глазами. Он начинал входить в свою роль, чувствовал себя не таким, как всегда, точно на нем лежало какое-то сияние, делавшее его интересным, непохожим на других людей. И на Харитоненко он смотрел теперь сверху вниз. И Елену Ивановну считал принадлежащей ему по праву, -- кого она могла найти здесь, кто был бы лучше и достойней его?..

Гости повалили вдруг из гостиной в столовую; Харитоненко из дверей крикнул Блажкову:

-- Ведите свою даму к ужину!..

Ужин длился долго, но для Блажкова время тянулось незаметно. Для храбрости он выпил, заставил и свою даму выпить три бокала вина. У Елены Ивановны глаза заблестели еще ярче, наполнились сияньем неудержимого веселья. Она хохотала без всякой причины, заражала и Блажкова, смотревшего на нее с восхищением, влюбленными глазами и смеявшегося с чувством настоящей, безотчетной, почти детской радости. Весь стол обращал на них внимание; многие с завистью говорили:

-- Как однако там весело!..

Харитоненко с противоположная конца стола крикнул;

-- Вот что значит -- общество очаровательной женщины! -- и, подняв бокал, провозгласил: -- Выпьем, господа, за восхитительную женщину!..

Блажков долго тянулся к нему с бокалом, чтобы чокнуться. Потом налил себе новый бокал и встал. Все сразу затихли. В другое время эта внезапная тишина и всеобщее внимание испугали бы его до смерти. Но теперь он ничего не боялся, Он был уже не тем робким, забитым чиновником, чувствовавшим себя меньше всех, всегда и везде сознававшим свое ничтожество, а другим -- сильным, смелым, талантливым; он вполне освоился с мыслью, что он -- писатель и действительно "подающий надежды", от которого все ждут в недалеком будущем великих произведений. И сознавая свое превосходство над всеми, деланно скромным тоном он сказал, поднимая свой бокал: