Холодный, благородного вида военный предложил ей сесть и спросил, чем может служить. Она и в самом деле столько наволновалась в ожидании и так внушила себе, что ей нужно чуть-чуть пустить слезу для полного эффекта, — что и в самом деле в ответ на его слова совершенно искренно всхлипнула. Он засуетился, поднес ей стакан, постарался успокоить ее и, наконец, узнал то, что нам было давно известно, что она невеста Мурлычева и беспокоится о его судьбе. Услышав эту «хамскую» фамилию, он скривился и чуть растерялся: «Эта девушка его невеста?… Но ведь она так искренне держится!» Снова взяв холодный тон, он в двух-трех словах изложил ей суть дела, сказал, что скоро будет суд и ничем более полезен быть не может. Свидание же разрешить с ним может, но для этого ей нужно выйти и немного подождать.
Выйдя в комнату, где был бодливый «папаша», она так была довольна полученным разрешением на свидание, так расхрабрилась, что «котелок» ее начал варить во-всю. Она вмиг сообразила, что здесь может помочь ей только «папаша», и подсела к нему. Разрешение на свидание должен был написать он, но, как всякий чиновник, выполнял свое дело равнодушно, спокойно, будто забыв, что от него ждут милости. Ася заговаривала с ним, спрашивала, нет ли у него дочерей, призналась, что она как-будто знает его дочь, справилась об его адресе и постаралась крепче запомнить этот адрес. Увлекшись разговором, она попыталась отвлечь его внимание от главного на пустяки, чтобы ее у него не «встретили», — и тут-то услышала: щелк, щелк… Один с левой стороны пробежал с папкой, другой — с правой. Похолодела от мысли: «Сфотографировали для коллекции, с первого же шага попалась»…
Выдали ей вежливо пропуск — вышла. Как рванула от двери! Как из подвала на солнце вырвалась: так легко, весело! Пробежала немного, оглянулась — спутники поодаль, торопятся шпики! Она — на извозчика, — и они. Она — на трамвай, и они. Она — в большой магазин, в толпу, а там смелым шагом в контору, во двор, на другую улицу, — и растаяла, как дым. Прибежала в общежитие, хохочет, аж слезы на глазах, рассказывает со всеми подробностями, как она держалась смело, всех провела, даже всплакнула: не хуже актрисы держалась…
Попробовал бы кто-либо сказать ей, что она может и вправду всплакнула, глаза бы выдрала: «Хуже всего, когда героические поступки оценивают иронически со стороны тех, которые сами не способны на это».
А они слушают ее завистливо и думают:
«Ах, если бы нам доверили такую важную, рискованную работу!»
Мурлычев передал из тюрьмы, куда его перевели, письмо, в котором раскрывал тайну провала. Хозяйка дома, где он жил, знала его, как большевика и десятника боевой дружины завода «Лели», где он работал слесарем. Знала также о том, что он был членом горсовета. У нее — знакомый, старший надзиратель 7-го участка. Хотела ли она Мурлычеву злой смерти или думала, что его нужно посадить в «холодную» на недельку, чтобы одумался и остепенился, — но она донесла, «как верная долгу гражданка», о том, что Мурлычев, такой-сякой, может взорвать кого задумал, что-то затевает. А в то время конспирация какая была: дворовый пес, и тот понимал, в чем дело, и явно равнодушно пропускал гостей к Мурлычеву. Надзиратель проследил, донес по начальству — и дело было сделано.
Петр Шумский
Сверстники
Отцветали сады. И когда полк вошел в село, солнце сквозь оголенные деревья сочилось дрябло и прохладно. Ночи густели синеватым наливом, да и небо было холодное, обмороженное льдинками звезд. Дули ветры с дождем. Сквозь темноту нащупать противника было труднее и рискованнее.
В исходе сентября полку был отдан приказ сняться со стоянки и форсированным маршем итти на подкрепление отступающих частей. Ухали далекие орудия, сливающиеся с перепалкой грома. В полночь Печурку вызвали в штаб. В темноте он смутно распознал знакомые обрывки усов и глухой простуженный голос. Фигура на лошади качнулась и моментально затерялась в черноте ночи.
Печурка уяснил только одно, что ему сегодняшней ночью поручили ответственное дело. Найдя среди бойцов своего товарища, спящего на лошади, разбудил. Сонный Юрка долго пялил глаза, пока не опознал товарища.
— Если не вернусь, Юрка, передашь хоть в протокол… Говорил он по-молодому задористо, но Юрка почувствовал, что Печурка сегодняшней ночью подвергнется опасности.
— Ты не смейся, а говори делом, чтобы я знал.
— Защита правого фланга лежит на моей ответственности.
— Подумаешь, командир выискался! Завтра же напишу в ячейку ребятам.
— Вот, вот, так и напиши, что Печурка с честью выполнит поручение защиты правого фланга.
— Ты скажи, что за поручение?
— Поручение? Видишь ли… — Печурка замялся. — Поручение ответственное.
— Но какое?
— Подносить патроны. — Чувствуя, что сказал мало, добавил:
— От меня зависит, так и сказал командир полка: — «От тебя», говорит, «зависит, если патроны сумеешь доставить вовремя защите».
Печурка умолк и до самой остановки не произнес ни слова.
Полк пошел в наступление.
Мимо Печурки мелькнул знаменосец, увлекая в бой бойцов.