Молодёжь России: «No Future»?

Сегодня, когда нигде не учившийся рэкетир «зарабатывает» больше, чем десять профессоров — и об этом все знают — обесценивается образование как институт вертикальной мобильности в обществе. Более того, если уголовники все откровеннее оказываются на верхах общества (в первую очередь в бизнесе), очевидно, образование и воспитание становятся препятствием для социального роста, поскольку криминализированные «верхи» отторгают от себя воспитанных и образованных как чуждых себе (как «лохов» и «фраеров»). Очень показательна в этой связи одна история, рассказанная газетами в прошлом году. Молодой человек «из хорошей семьи» получил престижное ныне экономическое образование и быстро устроился бухгалтером в какую-то солидную фирму, но вскоре загрустил. Родители от него ничего не могли добиться, пока однажды он не исчез и не был найден потом за городом, нашпигованный пулями. Позже выяснилось, что «солидная фирма» принадлежала бандитам, а юный бухгалтер не захотел (побоялся?) участвовать в каких-то махинациях. Тогда бандиты-капиталисты вывезли его за город и при общем собрании сотрудников показательно расстреляли из автоматов — с целью устрашения остальных.

Возвращаясь к классификации Чарльза Рейха, нелишне сказать, что именно уголовный мир в России является традиционным носителем «сознания-один», и именно этот мир — наряду с американским «масскультом» и даже в союзе с ним — оказывает сегодня мощное идеологическое воздействие на умы детей и молодежи. Маргарет Мид, кстати, описывает варианты общества, где моделью поведения для молодежи служат представители в целом чуждой ей культуры. Показательно, что первым в ряду таких вариантов заимствования модели поведения «со стороны» М. Мид называет подражание со стороны молодежи поведению победителей — в завоеванном ими обществе[20]!

В таких случаях вполне возможно восприятие молодежью поведения более примитивного, более отсталого, чем поведение отцов. При этом молодежь не утрачивает своей функции «социального бульдозера» — и это влечет за собой деградацию общества. Не случайно в качестве одного из примеров М. Мид называет Израиль. В 40-е гг. среди переселенцев в молодое еврейское государство из европейских стран (ашкеназим) непропорционально высоко было число работников умственного труда — преподавателей, деятелей искусств, медиков и т.п. В то же время объективно страна нуждалась не в музыкантах и психиатрах, а в солдатах, шоферах, продавцах, крестьянах. Новые поселенцы вынуждены были заниматься не свойственным им делом, переориентироваться на более примитивные профессии — и неумение заменялось энтузиазмом. Для их детей идеалом стали сефарды («марокканцы», йемениты) — необразованные, отсталые, но соответствующие по профессиональным навыкам тогдашним интересам еврейского государства. В результате выросшие дети ашкенази уже не понимали духовных запросов своих отцов, дети профессоров были уже лавочниками, общий культурный уровень понизился до того удручающего провинциализма, который поражает всякого, кто посещает Израиль.

Положение «осажденной крепости», постоянного конфликта с арабским окружением препятствовало деградации израильской молодежи до уровня «сознания-один» — точно так же, как дальнейшей деградации Израиля препятствовало его положение стратегического союзника США и «форпоста Запада на Ближнем Востоке». Россия вовсе не стратегический союзник США и не является «форпостом Запада». Россия — потенциальный соперник, в ослаблении которого Запад, конечно, максимально заинтересован. Единственным вариантом гарантированно слабой России может быть только «вестернизированная» Россия, молящаяся на American Way of Life.

Уже сформировавшиеся поколения, конечно, поголовно не переделать[21], но можно попробовать это сделать с молодежью — тем более что сегодня правящий режим в России этому не препятствует. В результате мы наблюдаем практикуемую на государственном уровне юнофобию под видом «понимания проблем молодежи».