Молодинская битва. Риск

«Кто повелел?! — возмутился воевода. — Теперь сражения не избежать!»

Ратники и добровольцы начали по приказу Хабара-Симского изготавливаться к битве на стенах, костровые зажгли дрова под котлами со смолой и водой, но время шло, а устрашающего «Ур-ра-а-а-агш!» не взметали татарские тумены, не гнали нехристи и пленников, чтобы те первыми лезли на стены. Закипала вода в котлах, вспучиваться начала и смола, а в татарском стане тишина. Странно. Очень странно.

А тем временем изготовили свои тумены к нападению темники, каждому был уже определен свой отрезок стены, ждали только последнего слова Мухаммед-Гирея, у входа в шатер которого едва держался на ногах раненый нойон, надеясь быть впущенным в ханские покои. Только отчего-то истекающего кровью военачальника не звал к себе хан, он беседовал с лазутчиком из Астрахани. И чем больше подробностей о подготовке астраханцев к походу на Крым узнавал, тем более убеждался, что нужно спешно возвращаться в свой улус, чтобы не потерять все.

Закончив разговор с лазутчиком, Мухаммед-Гирей наконец велел впустить раненого нойона и собрать всех нойонов и темников, всех советников для важного, как он сказал, разговора.

Выслушав раненого, совершенно уже обессилевшего, хан повелел унести его и передать в руки лекарей, затем заговорил злобно:

— Кровь погибших от коварства рязанцев не может быть отмщена сегодня. Мы вернемся сюда и сравняем город с землей, а сейчас нужно спешить на защиту своих улусов. Астраханцы уже наметили день начала похода. Они, поганые себялюбцы, не думают о могуществе Орды, к которому мы хотим ее привести. Они не хотят нашего величия, но роют могилу себе! Себе и всей Орде! Она может противостоять своим врагам только в единстве! — Он сделал паузу и продолжал: — Сейчас же пусть трогаются караваны с добычей и пленными. Каждая сотня, каждый тумен для их сопровождения выделяет третью часть. С оставшимися мы постоим до ночи. Потребуем, чтобы город вернул пленных и выдал тех, кто стрелял по нашим воинам!

Знать бы городу слова ханские. Вел бы он себя иначе, а то напружинился, ожидая нападения. Хабар-Симский и Оболенский колокольни надвратной церкви не покидали. Выяснить, кто самовольно осыпал дробом татар, послали младшего воеводу.

Недолго тот отсутствовал. Вернулся вскоре с пушкарским головой Иорданом-немчином. Тот и не собирался скрывать, что на свой страх и риск повелел дать залп.

— Слишком обнаглели, — спокойно возразил на упрек Хабара-Симского Иордан. — Стену облепили уже. У ворот толпа вон какая собралась. Чуть бы оплошали воротники, городу бы не жить.

— По большому счету ты прав. Только зачем без спросу? За это, ты знаешь, тебя наказывать нужно.

— Приму с покорностью. Ради спасения города. Горожане мне деньги платят не за то, чтобы рот открытым держал. Я должен честно отрабатывать свой хлеб.

— Резонно. Иди пока к своим пушкарям, готовься к сражению. А как поступить с тобой, решим на совете воевод и бояр.

Тревожно тянется время. Князь Федор Оболенский сетует уже:

— Ни битвы, ни послов на переговоры. Что задумали вороги?!

— Да, знать бы, — соглашается Хабар-Симский и вздыхает. Ему особенно тягостно. Он пошел поперек шертной грамоты царя Василия Ивановича, и исход этого упрямства для него непредсказуем. Жизни может стоить его самовольство. Сам только что сказал пушкарю-немчину о неотвратимости наказания за самовольство.

Вот наконец на поле перед городом появились всадники. Всего-навсего десяток. По сбруе конской, по одежде — знать татарская. Значит, переговоры.

— Выходит, не ладится у них что-то, — обрадовано объяснил князь Оболенский. — Пожалуй. Что ж, побеседуем, — согласился воевода.

Он не стал спускаться с колокольни. Оттуда спросил послов, с чем пожаловали.

Ответ ожидаемый: вернуть сбежавших пленников и, кроме того, выдать всех, кто стрелял из пушек по безоружным торговцам. Иначе — город будет сравнен с землей. Ни один человек не останется жив.

— Сбежавших полоняников мы вам возвратим. Завтра утром…

— Сейчас!

— Завтра утром, — продолжал Хабар-Симский, словно не слыша требовательных криков. — Нам нужно время, чтобы всех найти и собрать.

— Сейчас!

— Повторяю: сейчас не получится. Нужно время, чтобы выяснить, кто выкуплен, кто сбежал.

— Пусти тех, у кого сбежали. Они сами найдут своих рабов!

— Губа не дура, — хмыкнул Хабар-Симский, а послам крикнул: — Сейчас распахну. Держи карман шире. — И жестко: — Сказано, завтра утром, значит, завтра утром!

Сейчас вынесут вам выкуп за князя Оболенского. Сколько?

— Сто рублей! — крикнул один из вельмож. — Князь мой, и я назначаю сто рублей!

«Ничего себе, загнул!» — возмутился воевода, но, подумав, что иного выхода нет, согласился: — Сто так сто.

Послал тут же слугу к себе за деньгами. Наказал, чтобы серебро принес, не золото.

Слуга не вдруг воротится, исполнив повеление, оттого воевода продолжил переговоры. Теперь о пушкарях.

— Не кто стрелял виновен, а кто повелел стрелять. Он за все в ответе.

— Пусть будет так. Отдай, воевода, виновного сейчас. Так повелел хан!

— Ваш хан мне не указ. Мы сами решим, как поступить с виновным. И вам скажем.

— Сейчас! Сейчас!