Молодинская битва. Риск

На остальных рубежах триболы разбрасывали с опаской, и чтобы своим конникам не поранить бы ненароком боевых коней, там чаще устраивали волчьи ямы, а то и целые волчьи борозды.

«Ну, молодец Логинов! Расстарался. Триболы непременно нужно ковать. Без скудости, — твердо решил князь Михаил Воротынский. — Как же прежде не пришло это в голову?»

Что ж, лучше поздно, чем — никогда.

Посульский рубеж, как передовой, не всегда, конечно, мог сдержать ворогов, если они налетали саранчовыми тучами. Оставив часть сил для осады крепостей, неслись они в глубь Киевской Руси,[204] тогда перед ними по Трубежу вставала рать порубежная, уже оповещенная дымами, и рать Переяславская.

Вроде бы крепкий замок, но великий князь Владимир не успокоился на этом, руководствуясь народной мудростью: чем только упыри не шутят, пока Род[205] и Берегиня спят. На случай прорыва и этого рубежа, чего, в общем-то, исключить было нельзя, Владимир Красное Солнышко построил крепости по рекам Остру и Десне, чтобы с полной гарантией был бы защищен Чернигов, древний и богатейший город Киевской Руси.

А если на Киев повернут печенеги? Им один путь: брод под Витичевым. У брода же стоит мощная крепость с дубовыми стенами, с башнями, одна из которых — сигнальная — выше всех, дым при тревоге виден из Киева простым глазом.

Последний рубеж, полукольцом окаймлявший Киев, по реке Стугне: крепости Трепол, Тумаш и Васильев, а между ними и Киевом город-лагерь — Белгород.

«В несколько линий. Именно — в несколько. Не как у нас теперь лишь по Оке. Засеки, какие есть впереди, — не очень серьезная преграда, — переводил уже на себя князь Михаил Воротынский. — Логинову рисовать чертеж сегодняшних засек нужно поручить».

Для порядка князь позвал дьяка. Только и на сей раз он не выказал никакой прыти в мыслях и никакого желания засучить рукава. Эка невидаль: князь-воевода. Не велика птица, чтоб услужить аки государю. Вчера лишь из Белоозера, а нынче гляди ж ты: подай ему то, подай это. Словно своих дел мало. Выручил вновь подьячий Логинов, хорошо понявший желание князя и заверивший, что все сработает ладно. Сроку подьячий взял опять же всего неделю.

Уходя, посоветовал Михаилу Воротынскому:

— Погляди, князь, кого Владимир Святой в порубежники скликал.

— Обязательно, — пообещал Михаил Иванович. — Сейчас же это сделаю.

Он и сам собирался прочитать отписку подьячего о том, кого брал великий князь Владимир в порубежную рать и для охраны новых крепостей, а теперь с большей охотой взялся за чтение.

Ремесленников в служилые не неволил, им своего дела хватало по горло. Они ковали, гончарили, плотничали, плели кольчуги. Вооружал и учил ратному делу великий князь киевский отобранных молодцов из людей, но особенно из смердов, которые были приписаны к погостам. Не гнушался изгоев.[206] Им была открыта дорога не только в порубежники, но и в княжескую дружину. Не по роду-племени ставил князь Владимир также воевод больших и малых. Не одно боярство честил, а слал в крепости десятниками, сотниками и тысяцкими отличившихся разумом и храбростью в сечах, да и в мирные дни при сборах полюдья отроков, гридней, мечников и даже пасынков[207] и милостников.[208]

Всех, кого отбирал князь в порубежные крепости, наделял без скаредности землей, холостым повелевал венчаться, семейным — брать с собой жен, детей и домочадцев.

Это тоже весьма разумный ход: не только хлебопашцы, приросшие к земле, стали постоянными жителями тех в общем-то весьма неспокойных, но привольных для земледелия мест, а и все порубежники постепенно укоренялись на новых местах, обзаводились хозяйствами, и защищали они не только княжеские украины, но и свое, кровное, трудом и потом нажитое.

«Решит ли нынче государь по-разумному? Не станет ли чего опасаться либо скаредничать?»

Неделя прошла в беседах с прибывающими с украин порубежниками, и Михаил Воротынский убедился, что многие из них вровень с его верным стремянным Никифором Двужилом, а иные еще и живее умом. Особенно много советов давали, как усторожливей[209] дозорить от сторож; иные советы были такими неожиданными для князя, ибо он всегда расчет делал на добросовестность служивых, на их бескорыстие и честность. Ан нет. Выискивались и такие дозоры, которые не любили вольных мест, более по лесам тропы тропили. А что из лесу увидишь? На ископоти, конечно, наткнуться можно, если крымцы или ногайцы сакмой пойдут, но после драки кулаками махать дело ли? Как за стремительными разбойниками гоняться, когда они минуют засеки, Михаил Воротынский знал не по рассказам.

Молодой казак из мещерских украин без стеснения, при всех, резал правду-матку: