Читаем Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи) полностью

В глубокой тишине все сняли шляпы, и долго в мягком сумраке чудесной весенней крымской ночи слышался лишь шепот листьев деревьев, едва слышный треск костра и шум морского прибоя в темной глубине пропасти…

В тишине где-то скользнули звуки подавленных всхлипываний, и у многих по щекам ползли слезы, которых не стыдились и не старались скрыть…

— Лучшим памятником скончавшемуся Баден-Паулю, — тихо прервал я, наконец, молчание, — будет наша дружная работа по его заветам. Не забудем же этих минут и — будем готовы!

Ответное «всегда готов» прозвучало тихо, но с какой-то особенной уверенностью и теплотой, а скаутский гимн разросся в мощную мелодию, звучавшую непоколебимой верой в свои молодые силы:

Помогай больному и несчастному,Погибающим спеши на зов…Ко всему большому и прекрасному -Будь готов!..<p>… и воскресение</p>

Через несколько недель был получен новый номер журнала с извинением за ошибку. На общем сборе я выстроил всех и сказал:

— После моих слов, друзья, несмотря на то, что вы стоите в строю, можете орать, сколько влезет: сведение о смерти Баден-Пауля оказались ошибочными, и он жив…

Последние мои слова потонули в буре радостных криков и восклицаний. Боюсь, что и строй в эти минуты совсем не был похож на строй…

В этот же вечер, к концу длинного перехода, когда шквал с дождиком вымочил нас и настроение чуть упало, передовой патруль запевал неожиданно начал нашу боевую походную песенку с веселых, полных юмора и подходящих к моменту слов:

«Кто виновник наших бед? -Баден-Пауль, баронет.Жур, жур, журавель,Журавушка молодой»…

Волна смеха, веселого и заразительного, прошла по всему отряду, и долго еще его вспышки перекатывались по рядам…

А вдали в бархатных сумерках наступавшей ночи уже блестели огоньки родного Севастополя…

<p>Маленькая репетиция мировой революции</p>

В середине лета положение нашей дружины значительно ухудшилось в связи с нажимом комсомола. Видя, что его политический контроль не оправдывает себя по той простой причине, что никакой политики у нас нет, а полит-беседы не имеют никакого эффекта и не привлекают молодежи к Комсомолу, последний стал изменять свою точку зрение на скаутов. Постепенно стало выясняться все очевиднее, что попытки создать из скаутов подчиненную себе младшую группу не удаются, и Комсомол стал относиться к нам с проблесками враждебности и часто стал тормозить нашу работу.

Мое «высокое» положение Председателя Крымского Олимпийского Комитета (в то время вся спортивная работа объединялась в Олимпийских комитетах) во многом помогало мне отражать выпады и придирки комсомольцев, но все же мы не могли избежать чувствительных ударов.

Как-то, приехав рано утром из Симферополя, я разбирал полученные инструкции, когда ко мне стремительно вбежал один из наших моряков, Григ.

— Приехали, Борис Лукьянович! Ну, и слава Богу. А то у нас несчастье, — проговорил он взволнованным, задыхающимся голосом. — Ребята мстить хотят… Я боюсь, чтобы они каких глупостей не наделали…

— А что случилось-то?

— Да этой ночью комсомольцы хавыру нашу разрушили, — ответил Григ, и губы его задрожали…

Я понял горе скаутов. Построенная собственными руками, немного кособокая, некрасивая и неуклюжая, эта «хавыра»[4] для многих скаутов была дороже родного дома. К «хавыре» были крепко привязаны сотни молодых сердец. И теперь эти лирические нити были грубо оборваны хулиганской рукой…

Я поспешил туда.

Домик был разрушен до основания. Топоры, ломы и кирки в руках комсомольцев хорошо сделали свое подлое дело.

У развалин собрались почти все старшие скауты с бледными, взволнованными лицами.

— Эх, если-б знать, да подкараулить, — тихо, с угрозой сказал боцман Боб, сжимая свои массивные кулаки…

— Ну, и сволочи, — не выдержал Григ. — Гады ползучие…

— Мы их еще поймаем, — мрачно, с угрозой сказал еще кто-то из толпы.

Жаль было смотреть на эти молодые огорченные лица. Для них все ужасы окружающего насилие и террора были все-таки какой-то абстракцией, поскольку своими глазами они не видели этого.

Но здесь эти печальные развалины были — не рассказы, не слухи, не придавленный шепот о творящихся ужасах, а реальная картина злобного хулиганства, ударившего по чувствительному месту.

И видно было, что для многих этот удар — самый чувствительный в их молодой жизни…

«Классовая борьба» начиналась…

Пресс начинает давить

— Слушай, Солоневич, что это у тебя там с Комсомолом вышло? — недовольно поморщившись, спросил меня на каком-то собрании Военный Комиссар.

— С Комсомолом? — удивленно переспросил я. — Да, кажется, ничего особенного.

— Что-то они там скаутами, что ли, недовольны. Сходи-ка ты, брат, сам в Райком, да и договорись там толком. Да захвати с собой своего полковника в юбке — баб-начальницу. Они там чего-то и против девчонок ворчали…

На следующий день мы с княжной Лидией направились в Райком.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии