Читаем Молодежь и ГПУ (Жизнь и борьба советской молодежи) полностью

Девочка подняла на меня свои голубые глазки и быстро ответила:

— Не… А что такое «пирожное»?

В дальнейшем разговоре оказалось, что и «ветчина», и «какао» — понятие Ане незнакомые. И только при слове «апельсин» ее бледные губки довольно улыбнулись.

— Это, дядя, я знаю. Это в книжке нарисовано — такое круглое, вроде мячика.

— Что с ним делают? — каким-то невольно сорвавшимся голосом спросил я.

— А я не знаю, — просто ответила девочка.[43]

<p>Весна 1932</p>

— «Гражданин, вы арестованы»…

Боже мой! Опять эта фраза… Сколько раз пришлось мне выслушивать ее!..

На этот раз она была произнесена в моей маленькой комнатке в Орле. По приказанию из Москвы я опять был арестован и через 2 суток сидел в Центральной тюрьме ОГПУ, на Лубянке.

Те же картины опять стали проходить перед моими глазами — то же бесправие, тот же бездушный, жестокий механизм гнета и террора, те же камеры, переполненные придавленными страхом людьми.

Секундой мелькнула встреча с Сержем. Его похудевшее лицо невесело усмехнулось мне с высоты железной лестницы второго этажа.

— Боб, ты?

— Я… я… А ты здесь как?

— Да вот из ссылки, из Сибири, привезли этапом.

— А в чем дело?

— Да не знаю… Не забывают, видно!.. О Диме слышал? Расстрелян на острове в 1929 году…

Раздался чей-то окрик, и Серж скрылся в коридоре. Еще раз мелькнуло его лицо с деланной улыбкой, и он устало махнул рукой на прощанье.

В течение ближайших недель состояние моего зрение настолько ухудшилось, что мне удалось добиться осмотра врача и, благодаря счастливому стечению обстоятельств, попасть в больницу при Бутырской тюрьме.

Прошло три месяца, в течение которых я не только не получил обвинения, но даже не был допрошен.

Но вот, как-то поздно ночью, когда все уже спали, в палату вошла встревоженная сиделка.

— Кто здесь Солоневич?

Я отозвался.

— За вами из ГПУ приехали.

— А как: с вещами ехать или без вещей?

Сиделка ушла и через несколько минут появилась с таким же встревоженным врачом.

— Сказали — со всеми вещами. А зачем — не говорят. «Наше дело», ответили.

Делать было нечего. Я спустился вниз и сменил больничный халат на свое платье. Каптер, сам заключенный, смотрел на меня с искренним сочувствием.

— Ну, прощайте товарищ, — задушевно сказал он, пожимая мне руку. — Дай вам Бог.

Загудела машина, и в темноте ночи меня повезли на Лубянку.

Зачем?

Опять 4-й этаж. Опять, как 6 лет тому назад, «Секретный отдел». Следователь, маленький, сухой человек в военном костюме, стал быстро и резко задавать мне обычные вопросы.

— Да я столько раз отвечал на все это. Даже здесь, в этой комнате.

— Не ваше дело! — оборвал чекист. — Вы арестованный и обязаны отвечать на все вопросы. Скажите, с кем из молодежи вы встречались в Сибири, в Орле и при своих поездках?

— Да я только то и делаю всеми своими днями на воле, что встречаюсь с молодежью. Слава тебе, Господи, сам еще состою в этом почетном звании!

— Бросьте притворяться, — обрезал чекист. — Нас интересует, с кем из подпольной молодежи вы встречались. Перечислите нам фамилии этих лиц.

— Если вы спрашиваете про концлагерь — так там вся молодежь так или иначе контрреволюционна, конечно, по вашей оценке. А на воле я ни с кем таким не встречался.

— Ax, не встречались? — иронически скривился следователь. — А что такое СММ, вы не знаете?

— Слыхал, что это какое-то название группы молодежи, но подробней не знаю.

— Ах, тоже не знаете? И ни с кем из них не встречались? Так, так… И со скаутами и с соколами тоже не встречались?

— Что-то не приходилось.

— И что такое «Сапог» — не знаете?

— Да это шутливое название какого-то скаутского кружка.

— Ах, «шутливое»? А чем они сейчас шутят вам неизвестно?

— Нет.

— А с членами этого «Сапога» вы встречались за это время? Связь между вами продолжается?

— Дружба, конечно, остается. Но в Соловках и Сибири их не было.

— Значит, полная невинность? Ну, ну… У нас совсем другие сведения. Но не в этом дело. Не думайте, что мы вас забываем. Вот против вашей, как вы называете, «дружбы» мы-то и боремся. И этой «дружбы» мы вам проявить не дадим. Вы все у нас — как под стеклышком. Насчет своей дружбы и встреч забудьте!.. Можете идти.

— Позвольте, разве я не могу узнать своего обвинения?

— Это вас не касается.

— Тогда мне придется подать жалобу прокурору! Ведь скоро четыре месяца я сижу без обвинение и допросов.

Неожиданно следователь любезно улыбнулся:

— Ах, пожалуйста, пожалуйста! Если у вас есть свободное время и бумага — сделайте одолжение, пишите. Это, говорят, хорошо влияет на нервы и развивает терпение!..

* * *

Мое появление рано утром в больнице произвело настоящую сенсацию. Каптер, помогая мне переодеваться, радостно сияя, говорил:

— Боже мой!.. Это, ей Богу, в первый раз, как человек, взятый ночью в ГПУ, живой вернулся… Ну, счастье ваше, товарищ. Потом, ежели, Бог даст, выйдете — свечку Николаю Угоднику поставьте!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии