Он повернулся к ней, и Ханна разглядела в его глазах надежду на то, что она скажет что-нибудь и ему. Но для Мари-Анн он не представлял интереса. Папа не понимал, что все только к лучшему.
Мама вздохнула.
– Ханна назвала себя Мари-Анн Дюфоссе, помнишь, я тебя спрашивала? Ведьма, жившая в семнадцатом веке. Вернее, последняя жертва, которую во Франции сожгли на костре как ведьму.
Теперь папа принял такой вид, словно оказался на пинбольной доске. Маленькие серебристые шарики отскакивали от его лица, заставляя переводить глаза с дочери на жену и обратно.
– Она сказала?.. Ты сказала?..
– Я не знаю, что это значит, Алекс. Я не несу чушь и понятия не имею, что…
То, что мама попыталась спрятать смысл за шведскими словами, не имело никакого значения. В былые времена папа постоянно говорил дома на шведском. «Порой она меня пугает». Вот что сказала мать. Ханну охватило приятное чувство облегчения. Маленькие рисовые каноэ плыли вниз по реке в ее победоносный животик. Она по-прежнему выигрывала.
–
Она пискляво мурлыкала себе под нос мелодию из ее любимого сериала «Звездный путь». Судя по голосу, папа не очень верил маме, хотя это не имело никакого значения. Она ни за что не станет подтверждать мамину правоту, и тогда посмотрим, на чьей он стороне.
– Давай поговорим позже, – сказал папа маме, когда Ханна изобразила рукой странствующий среди звезд «Энтерпрайз».
Мама кивнула. С ее лица не сходило выражение напряженной нервозности.
На папе были старые спортивные брюки и футболка, которые он называл пижамой, хотя Ханна знала, что он спит полностью раздетый.
Он взял книгу, открыл заложенную страницу, на которой они остановились, и сел рядом с дочерью на кровати. Девочка была настолько взвинчена, что схватила одеяло, накрылась и стала болтать ногами, будто плыла по-собачьи.
– Так, хорошо… «Мои глаза привыкли к темноте. На приклеенных к потолку стикерах мерцали созвездия. Я сосредоточилась на доносившихся до моего слуха звуках: внизу работал телевизор, в ванной чистила зубы старшая сестра. А потом услышала «
В этот момент в комнату вошла мама, наклонилась и поцеловала дочь в лоб.
– Спокойной ночи. Сладких тебе снов. – Мамин поцелуй Ханна стерла тыльной стороной ладони. – Прости, что так все получилось. Я не хотела терять самообладание. И не должна была тебя с такой силой хватать.
Эти слова она сказала Ханне, но потом повернулась к папе и коснулась его плеча кончиками пальцев.
– Мы еще немного почитаем, – произнес он.
Ура! Папа останется с ней! Мама послала ей воздушный поцелуй.
– Я тебя люблю.
После чего ее сдуло будто привидение.
Ханна шлепнула ладошкой по книге, чтобы папа читал дальше.
– Ладно, я знаю, как тебе нравится этот фрагмент… «Ручка-Леденец встал и отряхнул пыль со своих небесно-голубых вязаных шортиков. Похоже, другой Ночной Бормотунчик не справился с управлением кривобокого самолетика с одним-единственным крылом. Я распереживалась за своего друга с ручками-леденцами (на нем не было шлема), но он погнался за своим собратом из самолета (вместо рта у того был кубик для игры в «Монополию»), и вот они уже сцепились и стали друг друга мутузить, молотя ручками и ножками. Я обрадовалась, что они в порядке, и хотела было уже предложить им двигаться в разных секторах, чтобы всем хватало пространства, но в этот момент увидела, что в дальнем углу от меня что-то прячется, и чуть не закричала. Потом откинулась на подушку и сунула в рот простыню».
Ханна закусила край означенной постельной принадлежности и захихикала от предвкушения.