Молочные зубы

– Зря я в тебе сомневался, – сказал он, – не исключено, что Ханна больше не может оставаться с нами по моей вине. Мне бы прислушаться к тебе раньше… Но я просто не мог поверить… всем, кто говорил, как она вела себя в школе, всем без исключения. И порой – я никогда не мог этого сказать, как не могу и сейчас, – мне тебя очень не хватало, и меня одолевало чувство вины. Вины за то, что ты была права: став родителями, мы оба очень изменились. Мысль о том, какими наши отношения были до того, как родилась Ханна, меня убивала. Ты принадлежала мне без остатка. Потом я почувствовал, что больше в долгу перед ней, ведь какой отец время от времени не сожалеет о том, что…

Она прижалась к нему лбом и схватилась за его волосы, будто он мог вытащить ее из пропасти, разверзшейся у их ног из-за того, что каждый думал об одном и том же, но слишком боялся в этом признаться.

– А потом, вчера вечером… доктор мне не поверил, но не смог ничего доказать. И Ханна его одурачила. Прижалась ко мне, будто я был ее героем, несмотря на то что тогда с ней сделал… Увидев это, я подумал: а сколько раз… Но ведь ты говорила мне о ней не один год… И все это время я всего лишь хотел защитить то, что было нашим или что мы таковым считали. Теперь я даже не знаю, что и думать. Но при этом должен тебя сберечь. Прости, я так виноват.

Он зарыдал и уронил голову Сюзетте на грудь.

Беатрикс осторожно подвинула к нему пачку салфеток, так своевременно оказавшуюся на столе. Он схватил сразу несколько и высморкался.

Сюзетта обнимала его, прижимала к себе и тихонько баюкала. Сколько пар сидело на кушетке Беатрикс, понимая, что недоумение и чувство потери никуда не денутся сами собой, без всяких усилий с их стороны? Не исключено, что и другие родители точно так же терпели крах, выслушивая страшный диагноз и чувствуя, как разум убивает призрачную надежду.

– Знаю, вам сейчас тяжело, – сказала Беатрикс, – но вы будете не одни. Я наблюдала ту семью и после того, как их ребенка поместили в «Маршз», и так же намерена поступить с вами. Я до сих пор почти ничего не знаю о вашей личной жизни, но если вы позволите поделиться известными мне сведениями со специалистами «Маршз», это очень поможет им понять, что происходит с Ханной.

– Само собой разумеется, – без колебаний согласился Алекс, сел прямо и вытер с пунцовых щек слезы.

Сюзетта ему завидовала. Если Ханну в конечном итоге признают психопаткой, ни один из них не будет в этом виноват. Но если в «Маршз» решат, что проблемы девочки стали следствием того, что они плохие родители и растили ее в неблагополучной семье, львиная доля осуждения достанется ей.

– Что нам теперь делать? – спросила она.

– Я сообщила о вас в «Маршз» и теперь должна дать им знать, когда вас ждать. Новых пациентов там предпочитают принимать по средам и субботам, но если вам нужно отвезти Ханну туда сегодня или завтра…

– Но до среды осталось каких-то два дня… – Сюзетта поражалась, как быстро меняется ситуация.

– Она ничего об этом не знает, ей надо собраться, – сказал Алекс, протестующе повысив голос.

– Я не советую вам ждать, – ответила Беатрикс. – Ханна может предпринять новое покушение на жизнь Сюзетты.

После этих слов они будто язык проглотили. Алекс тяжело вздохнул.

– Я буду дома все время, пока мы ее туда не отвезем, – пообещал он Сюзетте.

– А где это? Как часто мы сможем ее навещать? – спросила та.

– В пригороде Харрисберга, примерно в трех часах езды отсюда. Когда-то там была ферма, так что территория у них приличная. Да и места замечательные. – Беатрикс на мгновение застыла в нерешительности. – График посещений в «Маршз» определяется индивидуально, в зависимости от того, что больше всего пойдет на пользу Ханне. Приукрашивать действительность я не буду – речь может идти о трех-четырех посещениях в год. В некоторых случаях визиты родственников вообще запрещены…

– В год? Вы сказали в год? – Алекс не мог скрыть охватившего его потрясения. – И как долго она будет там оставаться?

– Здесь я тоже не буду вводить вас в заблуждение. Обычно пациенты проводят в «Маршз» от года до трех лет.

Сюзетта изумленно открыла рот. У нее не укладывалось в голове, что Ханна вернется к ним, только когда ей исполнится десять. Этого она точно не хотела. Ей требовалась передышка, несколько недель, может, месяцев. Но только не лет.

Они с Алексом переглянулись.

– Ты… против?.. – спросил он.

– А что нам еще остается делать?

Червем прогрызла себе путь непростительная мысль: не станет ли для них жутким кошмаром, если они опять останутся вдвоем?

– А если Ханне там не понравится? – спросил Алекс Беатрикс.

– Поначалу там никому не нравится. Чтобы привыкнуть, ей понадобится время. Да, это трудно. У вас дома сложилась очень непростая ситуация, но отправлять куда-то маленького ребенка…

– А ближе ничего нет? – спросила Сюзетта.