Молитва отверженного

Шон молча наблюдал за приятелем. Из его головы не выходила фраза о возможном прекращении совместной работы.

— Мурзилка… — осторожно начал он. — Ты ведь не бросишь меня?

Крепыш с удивлением обернулся и заявил:

— Шон, ты меня умиляешь. Мы же такие разные. Прости, но то, что для тебя хобби и кайф, для меня трудовые будни. У меня, в отличие от тебя, нет целой кучи детских магазинов, от которых я получал бы прибыль, не слезая с этого дивана. Я не таскаю домой молодых пацанов, не подвешиваю их к потолку и не распиливаю пополам, глядя на часы. Мол, он окочурится, когда пила до пупка дойдет или до грудины? Как только я скоплю достаточно деньжат, то свалю отсюда. Давно хотел отдохнуть где-нибудь на океане. И вообще, предлагаю сделать передышку. Пора в отпуск. Закончим с художником, и баста. Пока больше никаких заказов.

Шон молчал словно пришибленный.

— Ты поможешь мне сделать загранпаспорт? — спросил Мурзилка, укладывая в сумку паяльную лампу.

— Конечно, дорогой, — с трудом выговорил Шон, и тут ему в голову неожиданно пришла интересная мысль. — Послушай, Мурзилка, а ты бы смог меня убить?

Сказочник замер.

— Ты к чему это? — медленно спросил он.

Шон сел на диван и начал подушечкой указательного пальца собирать крошки с тарелки.

— Представь на мгновение, что заказ поступил на меня. Твои действия?

Мурзилка отставил сумку в сторону. Судя по всему, такая мысль еще никогда не приходила ему в голову.

— Мне казалось, что на сказочников заказы не распространяются, — не очень уверенно произнес он.

Шон пожал плечами:

— Какая разница. Это что, вопрос морали? Бизнес есть бизнес. Ты смог бы принять заказ на меня? Конечно, за хорошие деньги?

Мурзилка окинул напарника буровящим взором и поговорил:

— Это все трепотня. Гипотетическая шняга. Вопрос из серии: «Сделал бы ты куннилингус чумазой бабке за трехкомнатную квартиру?»

— У меня не три комнаты, а пять! И еще две двушки, — сказал Шон.

— Да хоть сто. Это я так, для примера.

Они поглядели друг на друга как два волка, оказавшиеся перед выбором: умереть от голода, но вместе, или попытаться уцелеть, но за счет того, кто окажется слабее. Драться за свою жизнь. За плоть, за кипящую кровь, за свежее, трепещущее мясо.

— Откуда в твоей мудрой голове появилась такая мысль, Шон? — полюбопытствовал Мурзилка.

Его напарник засмеялся. Громко и неестественно. Но напряженная обстановка все равно разрядилась, и это было хорошо.

— Знаешь, у меня есть информация, что я кое-кому очень сильно мешаю, дорогой, — сказал Шон. — Я бы не хотел, чтобы кто-то вбил между нами клин. Потому что, по последним сведениям, этот субъект, который хочет сделать мне больно, вроде бы искал встречи с тобой, Мурзилка.

— Это полная чушь! — заявил здоровяк, снова переключая внимание на сумку. — На меня никто не выходил. Если бы это было так, то я бы сразу тебя известил.

Шон ничего не сказал. Глаза его чуть сощурились, как у кота, заприметившего жирного голубя.

— Все еще переживаешь за свою подругу? — вдруг спросил он.

— Это тебя не касается, — буркнул Мурзилка.

— Я бы тоже расстроился, — сказал Шон. — Нелли Стрелецкая была хорошей девушкой. Она гармонично смотрелась в вашей банде.

Сумка выпала из рук Мурзилки.

Когда он повернулся к Шону, лицо его было бледным, как брюхо рыбы.

— Я не говорил тебе ее фамилию. Откуда ты ее знаешь?

— Господь с тобой, Мурзилка! — Шон скривился. — Я все знаю. Ты неважного мнения обо мне. — Он обошел стол и встал напротив застывшего громилы.

«Давид и Голиаф», — внезапно подумалось ему.

— Я все знаю о тебе, дружище. При каких обстоятельствах ты залетел под статью «Убийство», а также «Организация преступного сообщества». Знаю, что после смерти Нелли ты — единственный из вашей команды, кто остался в живых. Знаю, что ты Андрей Чубаров, он же Жуля. Знаю, что вы развлекались, убивая нищих и бомжей[1]. Еще…

— Что?! — заревел Мурзилка, глаза которого налились кровью, и так схватил Шона за шею, что тот взвизгнул. — Что ты сказал?!

Саша добрался до своего убежища, когда начало темнеть. Он был в обновках, приобрел кепку и майку у какой-то тетки на занюханной железнодорожной станции. Словоохотливая торговка предложила ему пластырь, чтобы он заклеил себе лоб. Напоследок она посоветовала обратиться ему в травмпункт, но Денин лишь вежливо улыбнулся в ответ.

Он закрыл дверь изнутри и некоторое время стоял молча, словно пытался сообразить, кто он и как тут очутился.

Саша вынул из пакета сандалик Ромы, крупную гроздь винограда, помыл ее, проковылял в спальню и сказал:

— Родная. Я здесь.

Он сел на зловонный матрас. И как Таня умудряется спать на нем?! Он подумал, что утром заменит ей как матрас, так и белье. Его жена не должна спать, как…

Он тронул женщину за плечо.

— Я принес виноград, — сказал Саша и всхлипнул.

Крошечная ручонка в окне.

«Папа, помоги мне!»

Наверное, Даша звала отца и дедушку. Его милая, очаровательная Дашенька, пятилетняя дочка просила о помощи, а он ничего не смог сделать.