Понимаю: некоторые молятся вместе со мной лишь потому, что вскоре я загляну к ним в голову. Я прекрасно осознаю, насколько уязвимы больные, когда лежат на каталках в больничной одежде, увитые капельницами, и ждут, пока их куда-то увезут и кто-то, проведя трубку сквозь половину их тела, ворвется к ним в мозг. Для больного это не будни. И когда хирург подходит к вам в предоперационной и предлагает за вас помолиться, что вы ответите? «Да, конечно, док». Мне часто так отвечали. Иногда больные смотрели с недоверием, но смирялись и говорили: «Да на здоровье». Впрочем, многих молитва успокаивает – даже тех, кто уверяет, будто не верит в Бога. Люди часто плакали, и я чувствовал, как менялось настроение в комнате, и на месте тревоги воцарялся покой.
В какой-то момент я даже начал полагаться на эту перемену и уже предвидел, как молитва избавит нас от волнений. Мы даже могли забыть, что находимся в загруженной предоперационной или в смотровой. Мы отдавали себя в руки Божии – и я, и больные. Эти переживания стали такой же частью моих будней, как и сами операции. Я наслаждался молитвой наравне с другими делами: она дарила покой и позволяла по-иному взглянуть и на больного, и на его родных, и на себя самого. Лучшее, что мы могли предложить людям для устранения тревог с чисто медицинской точки зрения – это седативные препараты.
Но обратиться к страху на уровне духа и чувств – вместо химии – это казалось совершенно естественным и прекрасным. Более того, все это было настоящим и давало то, чего так не хватало науке – лекарство для души.
Да, я заботился и о своей душе: ведь теперь я открыто признал, кем был и во что верил. Я всегда стремился к идеалу – впрочем, этого и стоит ожидать от нейрохирурга, – и мне была прекрасно знакома темная сторона этого чувства. Я остался нейрохирургом, я все так же хотел совершенства, – но я обрел свободу и счастье. Я чувствовал, что стал сильнее и могу совладать с самыми неожиданными проблемами, все время возникающими в ходе операций. Я явно стал лучше находить общий язык с разгневанными родственниками больных. Мне даже казалось, что духовная забота, которую я оказывал, сделала меня лучшим врачом, чем я был.
Иногда мой новый путь словно поощрял меня, хотя сперва все казалось далеко не радужным. Вспоминаю одну старушку, Розу. У нее была аневризма и постоянные головные боли. Аневризму я вылечил, а вот боли продолжались. Так бывает, и довольно часто – просто аневризма ни при чем. Да, временами голова болит именно из-за нее, но далеко не всегда. У большинства людей, страдающих от головной боли, никаких аневризм нет. Я встречался с Розой несколько раз, и мы все время делали снимки: проверить, что лечение помогло. Она была уверена, что боли прекратятся, если операция пройдет успешно, – а значит, раз голова болит, то все прошло не так.
Я пытался объяснить, что это неверный подход, что с аневризмой мы расправились и я уже ничего не могу для нее сделать.
– Ну а с чего тогда голова болит? – все твердила она.
В конце концов, отчасти от раздражения, я предложил помолиться ради того, чтобы головные боли ее оставили, – как молился за нее до и после операции. Роза согласилась. Я накрыл ее лоб ладонью и попросил Бога убрать боль. Молитва была очень краткой, и когда я умолк, она сказала: «Спасибо, доктор, мне лучше», – и вышла из кабинета.
Мы встретились спустя полгода. Я этого совершенно не ожидал и был удивлен, когда увидел ее имя в своем расписании.
– Зачем вы назначили ей консультацию? – спросил я у секретаря. – Мне нечего ей сказать.
– Она очень настаивала, – ответила та.
Помню, я вздохнул. Мне и так нужно было как-то распределить и без того забитый график, чтобы внести другого пациента. Но Роза уже сидела в моей смотровой.
У порога я нацепил улыбку и решил: была не была. Проявлю уважение – бог с ним, с графиком, и пусть даже консультация будет напрасной потерей времени. Роза приветствовала меня широкой улыбкой.
– Чем могу помочь? – спросил я, усевшись в кресло. Я тоже любезно улыбался – как будто располагал всем временем мира.
– У меня болит голова, – сказала она.
Я скрежетнул зубами. Так, надо быть добрее.
– Я же говорил, медицина в вашем случае бессильна. Мы вместе смотрели ангиограммы. Ваша аневризма вылечена, причина боли не в ней. Больше я ничего не могу сделать, – я развел руками и, словно в утешение, добавил: – Но если хотите, я буду рад за вас помолиться.
Она посмотрела на меня, как будто это я чего-то не понимал.
– Так я за тем и пришла, доктор, – сказала она. – Мне не нужны ни операция, ни таблетки. Вы тогда помолились, и все прошло. А месяц назад голова опять разболелась, и вот я здесь.