— Если ты не собираешься делиться этой киской, то тебе не следовало приходить, парень. Мои люди не сильно обрадуются, если не смогут попробовать ее, — он облизывает губы, и я стараюсь сдержать рвотный рефлекс от его пристального взгляда. — Если только у тебя не найдется чего-нибудь получше.
— Твоим парням нравится вкус
Я не понимаю, о чем он, черт возьми, говорит, пока этот мудак не лезет в карман и не достает оранжевый пузырек, полный маленьких белых таблеток.
Мои руки взлетают к животу, сжимая теперь уже пустой карман толстовки.
— Нет! — кричу я, протягивая руку, чтобы выхватить свои таблетки, но Шрек хватает их первым.
С победоносной ухмылкой на лице он снимает колпачок и вытряхивает несколько штук на ладонь, а затем в рот.
— Лучше бы они были настоящими, — бормочет он, разгрызая их своими желтыми зубами. — Если я ничего не почувствую к тому времени, как вы соберётесь валить, то вы ублюдки мертвы.
Он встает и обыскивает нас, похлопывая одной рукой, все еще держа во второй автомат. Затем достает два полиэтиленовых пакета из сумки, висящей на спинке стула, и протягивает их нам. — Берите, что нужно и проваливайте на хрен, у вас двадцать минут.
Как только за нами закрываются раздвижные стеклянные двери, я поворачиваюсь и бью своего похитителя кулаком в живот.
— Какого черта? — шиплю я. — Это были мои…
Прежде чем успеваю накричать на него в приступе гнева, я оказываюсь прижатой к стене и с зажатым рукой ртом.
— Давай кое-что проясним. — Глаза «Гавайи» расширяются и впиваются в мои, как лазеры, но его голос не более чем шепот. — Мне все равно, что тебе нужно. Я здесь, чтобы получить то, что нужно мне. А мне нужна еда, припасы и чтобы ты заткнулась на хрен. — Он бросает взгляд на входную дверь, где спиной к нам сидит наш новый друг. — Если, конечно, не хочешь, чтобы тебя услышали его приятели. Уверен, что они с удовольствием захотят посмотреть на твою горячую задницу, которую он только что сюда впустил.
Мои глаза расширяются от шока, и его ладонь исчезает с моего лица. Я должна быть расстроена или даже взбешена, но, когда я поднимаю взгляд на самого сварливого мудака, которого я когда-либо встречала — кроме своего отца, конечно — мой глупый рот кривится в ухмылке.
Мой похититель не улыбается в ответ. Он просто качает головой, как бы говоря: «Эта сука — сумасшедшая», а затем постукивает по невидимым часам на своем обнаженном запястье. — Девятнадцать минут. Пойдем.
Моя улыбка исчезает.
Я стараюсь не отставать от него, когда он направляется к центральному проходу. Чем дальше мы заходим в магазин, тем сильнее ощущается вонь от гниющей пищи. Но в центре всегда хранятся не скоропортящиеся товары, и именно этими он, похоже, и запасается. Протеиновые батончики, герметичные упаковки пюре из фруктов и овощей, вяленая говядина, сухофрукты, орехи…
— Как тебя зовут? — шепчу я в то время, пока он наклоняется и протягивает свою длинную руку к задней полке, чтобы взять последнюю банку тушеной говядины. Это место разграблено.
Он смотрит на меня все с тем же бесстрастным выражением лица. Затем встает и бросает банку в один из пакетов, игнорируя мой вопрос.
— Ты не собираешься мне говорить? — шепчу я, надув губы.
Мистер Ворчун в ответ лишь приподнимает одну бровь, затем отворачивается и продолжает осматривать разграбленные проходы.
— Я должна тебя как-то называть, — шепчу я, похныкивая, в то время как он изучает этикетку на пачке лапши быстрого приготовления. Он кладет ее обратно. — Если я угадаю, ты хотя бы кивнешь?
Его челюсти сжимаются, и он смотрит мне прямо в глаза.
— Если я скажу тебе, ты заткнешься на хрен? — Его голос — едва слышное шипение.
Я улыбаюсь и киваю, делая вид, что закрываю рот на замок невидимым ключом.
— Уэс.
Я открываю рот, чтобы ответить, но тут же захлопываю снова, когда его брови взлетают вверх в безмолвном предупреждении.
— Извини, — говорю я одними губами.
Я иду за ним к отделу с быстрыми завтраками, кукурузные хлопья и разноцветные засохшие маршмеллоу начинают хрустеть под нашими ногами, как осенние листья, как бы аккуратно мы ни ступали. Когда мы подходим к концу прохода, в помещение врывается хор глубокого смеха. Уэс толкает меня за спину и выглядывает из-за угла. Повернувшись ко мне, он прикладывает палец к губам, а затем указывает в направлении следующего прохода. Голоса, слишком громкие и буйные для трезвых людей, начинают отдаляться от нас по мере того, как мы продвигаемся дальше, ступая по битому стеклу и пролитой липкой газировке.
Мы поворачиваем налево и на цыпочках идем по двенадцатому проходу с техникой.