Мольер

Нет нужды подчеркивать двусмысленность этих строчек. Ясно, однако, что старому Монфлери мало очернить Мольера, он старается его погубить. Мы не знаем — поскольку его шаги нам известны только из этого письма Расина, — обвинил ли он Мольера действительно в женитьбе на собственной дочери. В XVII веке кровосмешение считалось тягчайшим из преступлений, за него карали смертью, костром! Мы увидим позднее, как Людовик XIV ответил на жалобу Монфлери.

В 1663 году «ссора» прекращается. В 1664 начнется Дело «Тартюфа», куда более серьезное. Странная вещь: на протяжении семи лет никто больше не заикнется о личной жизни Мольера. Надо ждать 1670 года, чтобы Ле Буланже де Шалюссе в своем «Эломире-ипохондрике» подхватил тему ревности Мольера-рогоносца и от себя добавил:

«Ты опоздал лепить ее, занявшись с ней,
Арнольф; до колыбели вылепить верней,
Как сделал кое-кто…»[124]

Намек совершенно однозначен. Мольер «слепил» свою жену до колыбели: он ее отец. Шалюссе, однако, не решится сказать, кто ее мать, поскольку комедиантки, по его мнению, — всеобщее достояние.

Мольер умирает в 1673 году, и по рукам ходит такая эпитафия:

«Он в равной мере смог из чаши
У дочки выпить и мамаши».[125]

Едва ли нужно объяснять это словечко — «чаша», которое встречается в непристойных песенках того времени. Овдовев, Арманда находит в себе смелость защищать дело мужа, спасать созданную им труппу. Вся ненависть, которую вызывал к себе Мольер, теперь переносится на Арманду. Некий театральный антрепренер, Гишар, замышляет отравить Люлли, чтобы занять его место. Его любовница — сестра Обри, второго мужа Женевьевы Бежар. Отсюда его знакомство с мадемуазель Мольер[126]. Он слишком болтлив. Его разоблачают, арестовывают. Арманда, как ни противен ей Люлли, честно дает показания против Гишара. Тот отводит ее свидетельство на том основании, что «брак ее был кровосмесителен, что сие великое таинство было для нее лишь святотатством… что, одним словом, эта сирота своего мужа, эта вдова своего отца, эта жена всех прочих мужчин могла сопротивляться только одному мужчине, который был ее отцом и ее мужем; и что, наконец, кто говорит «девица Мольер», говорит «презреннейшая из всех презренных». Гишар рискует не меньше чем головой, это необходимо подчеркнуть. Разумеется, он осужден. Но клевета укрепляется и распространяется. В 1688 году появляется пасквиль «Знаменитая комедиантка». Автор его (анонимный) обвиняет Арманду во всех пороках. По поводу ее рождения он пишет: «Не следует удивляться тому, что она столь искусна в любовных делах; она дочь покойной Бежар, провинциальной комедиантки, которая имела громкий успех у многих молодых людей Лангедока во времена счастливого рождения ее дочери. При такой беспорядочной жизни трудно сказать, кто был отцом ребенка; я знаю только, что ее мать уверяла, что в своем разврате, за исключением одного Мольера, она имела дело лишь с людьми дворянского звания; и что поэтому в жилах ее дочери течет самая благородная кровь… Ее считали дочерью Мольера, хотя он стал впоследствии ее мужем; впрочем, толком мы на этот счет истины не знаем».

Это признание в собственной неосведомленности и эта благоразумная оговорка весьма многозначительны. И все же пасквиль «Знаменитая комедиантка», много раз переиздававшийся, на мой взгляд, дал направление всему делу. Именно эта подлая книжонка посеяла семена смуты, оказала влияние на самые серьезные умы.

В 1697 году Бейль в своем «Историческом и критическом словаре» вспоминает супружеские неурядицы Мольера, и у него вырывается: «Самое же странное — это то, что говорят, будто его жена была его дочерью».

Разумеется, это утверждение не сопровождается никакими доказательствами. Но словарь имеет гораздо большее влияние на умы, чем анонимный пасквиль, сам, по определению, подрывающий доверие к себе.

К 1702 году Броссет, адвокат Парламента, записывает разговоры с Буало, к которому питает благоговение. Если допустить, что Броссет правильно понял мысль своего кумира и точно ее передал, Буало будто бы сказал: «Мольер сначала был влюблен в актрису Бежар, на чьей дочери женился»…

Буало нельзя заподозрить в недоброжелательности к Мольеру, но, может быть, он читал «Знаменитую комедиантку», и это как-то на него подействовало. А может быть, Броссет, вольно или невольно, исказил полученное им признание.

В 1705 году в своей «Жизни господина де Мольера» Гримаре отождествляет Арманду с Франсуазой де Моден, внебрачной дочерью, которую Мадлена родила от Эспри де Ремона, графа де Модена, в 1638 году. Желая оправдать Мольера, Гримаре только еще больше затемняет дело этой путаницей.