Вывернутые на дыбе руки слушаются плохо, связки особенно в плечах даже не ноют, а словно залиты свинцом, но в локтях сгибаются, пусть даже и титаническим усилием. Ноги разуется тоже прикованы к толстому дубовом бревну, на запястьях оковы. Но хоть и больно сесть держа словно сложив в молитве руки можно. Конечно пятая точка, как и спина рассечена в том числе и раскаленной проволокой страшно, но если чуть согнуть коленки. Боль забила молотами по вискам и заставила закружиться голову. Корсак тяжело задышал, втянул живот и все же скривился — болел не только подпаленный пресс, но растянутый в ходе пыток водой желудок. Чего они только не попробовали, чтобы вырвать сведения об заговорщиках. Вот может только зубы посверлить забыли… Но организм молодой и если не сожгут на костре, то еще можно восстановиться. Надо только хорошего знахаря найти, чтобы вправил сломанные кости. А здоровый организм деревенского мальчишки-подростка все восстановит.
Тут тоже есть память прежнего носителя. Графиня дон Жозефина, что рядом с ним и в самом деле светлая покровительница. Тогда он был всего лишь восьмилетним, правда, очень красивым светловолосым мальчиком, который пас деревенских гусей.
Графиня тогда еще тоже девочка-подросток ехала нарядной карете и надо так случиться, что отлетело колесо. Вот тогда тучный кучер остался посматривать за гусями, а Педро помчался бегом в деревню. Графине понравилось, как шустро мелькают его маленькие пяточки, к которым к тому же упрямо не хочет, липнуть грязь.
Так она его и взяла к себе мальчиком на побегушки. Поначалу просто он бегал, передавая письма, записки, бандероли. И попутно изучал грамоту. Но затем они с графиней подружились.
Деревенский мальчишка оказался остроумным и сочинял прекрасные стихи и песни.
А когда он подрос, то уже они с графиней любили друг друга серьезнее, разве, что, не теряя девственность. Тем более уже её заочно сосватали за герцога. Но сановитый муж воевал с индейцами и англичанами — далеко за океанами, и она так и оставалась невинной.
А теперь их ожидает жирный, пузатый палач с ублюдочной ряхой. Вот в корзине тлеют угли, а смоле перемешанной с маслом вымачивают факел.
Вязанки дров уже сложены, но на них сверху еще подсыпали серы, чтобы скорее они занялись.
Мальчишки-прислужники посыпают опилками дорогу. Толпа же беснуется, в них кидают правда не слишком активно всякий мусор и грязь. Вот один из камушков попал графине в лицо, потекла струйка крови.
Едущая на казнь девчонка смиренно прошептала:
— Я прощаю вас! Да благославит вас Господь!
Корсак, звякнув цепами на руках, гнев поддерживал истерзанное тело и рыкнул:
— У тебя, что крыша совсем поехала? Да их надо молниями!
Босоногая, измученная графиня возразила:
— Они не ведают, что творят! И ты тоже помолись маленький грешник.
Корсак с невинным идиотизмом спросил:
— Кому?
Девушка посмотрела на мальчишку-демиурга словно на привидение. Но затем её взгляд смягчился, и в нем проявилось сочувствие:
— Пытки свели тебя с ума. — И уже немного громче. — Изверги, так мучить мальчика, он еще ребенок!
Корсак хотел, что едкое ответить, но телега остановилась. К ним подскочил в кожаном переднике широкоплечий кузнец. Они принялся снимать оковы. Делал это грубо, причиняя дополнительную боль. Девушка даже вскрикнула, когда железо сорвало небольшой волдырь на косточке. Корсак даже ударил кузнеца, но взмах обессиленных с вывернутыми сухожилиями рук получился вялым, и он лишь слегка хлопнул кузнеца по космам. Пот свирепо посмотрел на дерзкого мальчишку, но отвечать не стал. Может даже счел это ниже своего достоинства.
Тем более и так впереди ждет костер… И нужно еще пройти по булыжникам сотню метров до эшафота. Девушка простонала, и встала на носочки, волдыри на пятках очень сильно горели. А вот Корсаков наоборот почти ничего не ощущал — словно был на протезах. Палачи видимо перестарались и сожгли на подошвах нервные окончания. Что же даже если и маслом смазывать пятки, все равно пытка жаровней имеет свой предел.
Корсака шатало, некогда мускулистый подросток превратился в скелет обтянутый израненной в кровоподтеках кожей. Но мальчишка-демиург упрямо шагал к эшафоту, стараясь держаться прямо.
Такое поведение вызвало невольное уважение толпы и оскорбительные крики притихли. Одна из женщин даже всплакнула:
— Он совсем еще мальчик. Пусть Римский папа проявит к нему милость.
Корсак не опускал глаза и держал, что, кстати, даже легче прямо голову. Вспомнил, что палач ухмыляясь приложил раскаленное железо к груди. И тогда Педро бесстрашно произнес:
— Лучше немного пострадать на Земле, чем вечность мучиться в преисподней!
И никого так и не выдал, выдержал все пытки это паж-партизан.
Самое трудное было взойти по ступенькам. Девушка поднималась первой, она сильно покраснела, из-за того что рубище почти целиком открывало её чудные, хоть и израненные кнутом ножки. Да и вырез на груди слишком широк. Виден несильный ожог от раскаленного кнута — все же графиню пытали с сбережением. Но все равно она чуть не упала поднимаясь по лестнице и помощник палача грубо удержал графину за плечи.