Молчун и Океан (СИ)

  В пути я привык разговаривать вслух, обращаясь к тому зверю, что ворочался подо мной и нёс меня на своей спине. Мне казалось, что он понимает и отвечает мне...

  Мать расплакалась, сказав, что уже отдала океану из моего тайника прозрачную мятую бутылку и рваный прозрачный мешок. Отец растроганно похлопывал по плечу и приговаривал:

  - Ты вернулся, сынок. Значит, ты поймаешь ещё свою самую большую рыбу.

  Я лишь смеялся в ответ. И говорил матери, чтобы она не плакала, что я найду себе что-нибудь получше.

  А назавтра опять ушёл в океан.

  Запасшись соком выскочки и прихватив компАс. Ведь "...если брать от Тёплого Течения всё время на заход солнца, пройти два дня и ночь, и ещё полдня на небыстром ходу, и нырнуть... то там и будет земля".

  Я готовил себя к тому, что слова Болтуна могут оказаться шуткой, злой насмешкой. Но не мог заставить себя забыть их.

  И когда к вечеру третьего дня увидел далеко впереди, на бескрайней пустынной глади океана точку, которая по мере моего приближения росла, превращалась в тёмно-бурое очень знакомое корыто, я сказал вслух:

  - Да это же дилижанс. И провалиться мне на этом самом месте, если я не рад его видеть.

  Пустой дилижанс качался на волне. Но канат уходил под воду, и я стал тихонько его потягивать. Канат дёрнулся и дал заметную слабину. Я принялся его сматывать на локоть, и вскоре показалась чёрная голова.

  - Ха! Я так и знал! - воскликнул Болтун, отбрасывая мокрые волосы с лица, и тряся головой, чтобы выбить воду из ушей. - Кто же ещё может оторвать меня от работы?! Это ты, бездельник!

  Я рассмеялся и тут же принялся шарить, отыскивая, где компАс. Вытащил из мешка на поясе и протянул Болтуну.

  Он перевалился через борт, заливая лодку водой.

  - Оставь себе. У меня уже есть другой, - важно ответил он. - Я видел, как ты тогда уходил. Так и думал, что ты вернёшься за лодкой. Но нет ли у тебя чего-нибудь пожрать?

  С утра на две мои лесы, перекинутые через борт, клюнули две годные рыбы. Разрезав их теперь на куски и присыпав крупной солью, пряно пахнувшей водяным листом, в которой она хранилась, мы поели.

  - Здесь, под нами небольшая земля. Совсем неглубоко, - рассказывал Болтун, жадно жуя, - а большие развалины лежат дальше. Но туда я не хожу. Там меня хватает лишь добраться до дна и уже нужно поворачивать назад...

  ...Земля лежала передо мной. Выточенные не океаном линии дорог... затянутые илом и обросшие колониями устриц и мидий, оставленные кем-то каменные хижины, посаженные друг на друга много раз... странные предметы, которым мне не найти названий... Я шёл по гладкой плите, растрескавшейся местами от разломов и времени. Видел Болтуна, тащившего на себе вязанку бутылок и мешков, собирающего всё то, что попадалось на глаза и не рассыпалось в прах от прикосновения, и тут же рывком принимающегося всплывать, синея и распухая от недостатка воздуха.

  Я тоже прихватывал мешки. Их здесь было множество, и им ничего не делалось от времени. А мать, налив немного воды в мешок, закрутив плотно, пузырьком, и, подставив его под солнце, поджигала рыбий жир для очага. И я впервые подумал: вот продаст Болтун все мешки, что тогда?..

  Сел на гладкий выступ, которых было много и они все друг за другом поднимались кверху. И заплакал. Передо мной - земля. Но пора подниматься наверх.