Молчать, чтобы выжить

— Да. Намечается одна громкая заказуха. Пытаемся предотвратить.

— Было бы неплохо. Только это почти никогда не удается. Источник-то хоть стоящий?

Грязнов поморщился и повертел в воздухе растопыренной ладонью: дескать, пятьдесят на пятьдесят.

Турецкий кивнул, взял со стола сигарету и сказал, закуривая:

— Никак арбатские опять зашевелились?

— Пока неизвестно, — сдержанно ответил Грязнов.

Александр Борисович вздохнул:

— Брось, Слава. Ты не хуже меня знаешь, что в Москве ни одна солидная заказуха мимо них не проходит. Они залетных киллеров мигом вычисляют. У них агентурная сеть не хуже вашей, ментовской.

— А то и лучше, — мрачно заметил Вячеслав Иванович. — Уже два года за ними гоняемся, а толку никакого. Прошлой зимой взяли двоих с поличным, но они ушли в глухую несознанку.

— Их можно понять, — заметил Александр Борисович. — Для арбатских развязать язык — подписать себе смертный приговор.

— Кажется, эти ребята проходили по одному из твоих недавних дел? — осторожно закинул удочку Вячеслав Иванович.

— Нет. Наводка была ложной, и ты об этом прекрасно знаешь.

Турецкий усмехнулся и посмотрел на часы:

— Мне пора. Дел невпроворот, увидимся, наверно, не скоро.

— Привет жене.

Турецкий нахмурился, но кивнул:

— Передам.

На том они и распрощались.

Оставшись один, Грязнов заказал еще чашку кофе. Честно говоря, вытаскивая Турецкого в кафе, он надеялся заинтересовать «важняка» делом арбатских киллеров и устроить что-то вроде маленького совета в Филях. В последние дни у Вячеслава Ивановича голова шла кругом из-за обилия дел, и ему бы не помешала помощь старого друга. Однако, сообразив, что Грязнов имеет свой интерес, Турецкий предпочел уйти от разговора.

Что поделаешь, у Турецкого своих проблем пруд пруди. А, как известно, следователи не любят вникать в чужие дела и занимаются только теми, которые находятся у них в производстве.

Размышляя об этих невеселых вещах, Грязнов допил кофе и, бросив на стол деньги, покинул кафе.

3

Встретиться договорились рядом с санаторской спортплощадкой. Накануне вечером Осипов привез сюда внука, да решил и сам задержаться на пару дней, чтобы дать возможность мальчику освоиться. По крайней мере, так он объяснил Гале по телефону.

Галина увидела Осипова издалека. Он стоял, прислонившись плечом к железной балке турника, и смотрел на покачивающиеся от ветра кроны деревьев. Он был лысоват и невысок, однако широкоплеч и кряжист.

— Василий Петрович, здравствуйте! — окликнула его, подходя, Романова. — Я Галина Романова.

Осипов обернулся. Глаза у него были усталые и красные, словно после бессонной ночи. Впалые щеки поросли двухдневной щетиной. Пиджак слегка помят, рубашка несвежая. Галя протянула Осипову руку, и тот безо всякого энтузиазма ее пожал.

— Мы с вами, кажется, виделись, — сказал он скрипучим, хрипловатым голосом, слегка прищурив небольшие карие глаза с опухшими веками.

— Да, на задержании бандита Симонова, в прошлом году.

Осипов кивнул:

— Помню. Славное было время. Хотите присесть или прогуляемся? — Он кивнул в сторону деревянной скамейки, стоящей под густым каштаном.

— Я не против, — ответила Галина.

Они сели. Осипов достал из кармана небольшую трубку и пакетик табака. Принялся неторопливо ее набивать, уминая табак большим пальцем. Майор выглядел старше своих лет. Возможно, его так состарили последние события. Вид у Осипова был неприветливый, и Галина не знала, с чего начать разговор.

— Я слышала, вы скоро уходите на пенсию? — сказала она наконец.

— Да. Ухожу, — сказал Осипов. И, подумав, добавил: — И слава богу.

— Что так?

Осипов бросил на нее быстрый, неприязненный взгляд:

— А то вы не знаете. Отдал работе всю жизнь — и что взамен? Хорошо, хоть не вытолкали с позором, а дали дослужить.

«Сами виноваты», — чуть не сорвалось с языка Галины, но она вовремя остановилась.

— Я слышала про ваше дело, — сказала Галина и тут же быстро поправилась: — Вернее, про дело, по которому вы проходили свидетелем.

— «Свидетелем», — с усмешкой повторил Осипов. — Ну да, свидетелем. Только сначала меня два месяца трясли за шиворот и тыкали мордой в грязь, как напакостившего котенка.

Галю стал раздражать этот бессмысленный разговор. Непонятно почему, но она вдруг почувствовала себя виноватой в бедах, которые свалились на лысеющую голову старого майора Осипова. «Чего это я, собственно, так напрягаюсь?» — с неудовольствием подумала Романова. А вслух сказала:

— Честно говоря, подробностей этого дела я не знаю. А сюда приехала совсем по другому поводу.

Осипов набил наконец свою проклятую трубку и теперь раскуривал ее от длинной спички, заслоняя огонек ладонью от ветра. Раскурил, выпустил несколько клубов белого дыма и искоса посмотрел на Галину:

— Вы хотели узнать про Штурмана?

Галина кивнула:

— Да.

— Гм… — Осипов задумчиво пососал трубочку. — Знаете, это очень недоверчивый и подозрительный парень. Я хожу у него в кумовьях уже четыре года.

Кумовьями платные осведомители называли оперативников МУРа, которым сообщали сведения и слухи.

— И что, его информация всегда подтверждалась? — спросила Галя.