Молчание Сабрины

Человек у фонарного столба был неприятным и недружелюбным. Торопящиеся мимо джентльмены и дамы не обращали на него внимания и делали это явно демонстративно – так, словно его и вовсе не существует, словно он – пустое место. Что ж, человек у фонарного столба на них зла не держал, ведь его именно так и звали – Пустое Место. Ну или, правды ради, это был сценический псевдоним, в то время как вне подмостков его имя представляло собой нечто скучное, отдающее нафталином и чердачной пылью. Имя это не привлекло бы ничье внимание, даже будь оно напечатано на афише большими буквами. Человека у фонарного столба звали Джейкоб Фортт.

Джейкоб Фортт выглядел не очень-то… Это был шут из уличного театрика-балагана, но сейчас он не очень-то походил на шута – скорее, он напоминал бродягу, которого с неуклонной периодичностью пинает то жизнь, то туфля прохожего. Кутался Джейкоб Фортт в старое коричневое пальто, на голове его сидел засаленный котелок, а вокруг шеи был обмотан выцветший полосатый шарф (полосы когда-то были красными и синими, но со временем стали – пожухло-серыми и линяло-серыми). Шарф этот, к слову, был очень длинным – его концы спускались до самой земли, а обтрепанная бахрома темнела от уличной грязи.

Как и говорилось, Джейкоб Фортт был злодеем. Или, вернее, человеком, зачем-то пытающимся казаться отъявленным злодеем, но беда в том, что выходило это у него плоховато. Он являлся обладателем открытого круглого лица, что очень редко бывает у плохих людей, слегка оттопыренных ушей, а еще больших карих глаз, заверяющих: «У этой души нет двойного дна, зато много искреннего любопытства». Все эти черты не очень-то подходили злодею, и тем не менее Джейкоб Фортт по прозвищу «Пустое Место» был угрюм, печален, сердит и зол. И все это одновременно, или, вернее, попеременно. Он ведь был шутом – и это его обязывало, а еще он жил в Габене – и это многое объясняло.

Проводив немигающим взглядом укативший вниз по улице скрежещущий трамвай, Фортт шморгнул носом.

– Где же ты ходишь? Сколько еще тебя ждать?..

Фортт простоял у входа в переулок Фейр уже довольно приличное время – должно быть, целых полчаса! Он злился на того, с кем у него была назначена встреча, потому что тот бессовестно опаздывал. При том, что он сам опоздал. Примерно на полчаса.

Шут мерз и топтался на месте, подчас согреваясь прогулкой вокруг фонарного столба и мечтами о каштановой настойке, которую он, кажется, забыл в своем ящике в гримерке.

Кажется – потому что в кармане пальто, где она обычно лежала, ничего не было. Но при этом…

«Я ведь помню, что брал ее с собой… И как это вяжется с тем, что ее нет? Неужели я ее… потерял?»

Пугающая мысль заставила шута замереть на месте и погрузить обе руки по локоть в карманы пальто. В одном из них его ждала находка, которая тут же вызвала у него приступ отчаянья. В левом кармане была… дыра.

«Только не это! Может, она завалилась за подкладку?!»

Фортт попытался расковырять дыру и одновременно прощупать эту самую, будь она неладна, подкладку. Он пыхтел, сопел и старался изо всех сил, и в какой-то момент… Да! Пальцы коснулись бутылки – неудивительно, что он не ощущал ее веса: она была размером со склянку для пилюль от психоза.

Джейкоб Фортт самозабвенно потянул бутылочку из дыры, и тут…

Ему на плечо легла чья-то рука.

Пустое Место от неожиданности подпрыгнул и резко обернулся, при этом вскинув кулаки в попытке защититься и едва не залепив себе же обоими в нос.

На него глядел такой же неприятный потрепанный тип, как и он сам.

Джейкоб Фортт опустил руки и поджал губы.

Это был его то ли лучший друг, то ли заклятый враг – все зависело от дня недели.

То ли лучший друг, то ли заклятый враг всегда носил зеленое пальто и темно-зеленый шарф. Длинные спутанные волосы неопределенного цвета разметывал ветер – шляпа отсутствовала, но будь она, Фортт мог бы поклясться, что она тоже была бы зеленого цвета. Дело в том, что этот шут (к слову, это тоже был шут, совершенно не похожий на шута) просто ненавидел зеленый цвет, но при этом отчего-то обожал себя мучить.

Шута звали Финн Гуффин (сценические псевдонимы: «Гуффин» и «Манера Улыбаться»). Свое прозвище он получил потому, что никогда не улыбался, и легче было вымолить у богатого скряги из Старого центра монетку в полфунта, чем у Гуффина хотя бы проблеск улыбки. Когда шута однажды спросили, почему он не улыбается, он ответил: «Не ваше собачье дело!» и «Отвалите!» – но Джейкоб Фортт знал, что он украл эту манеру у какого-то доктора, посчитав ее забавной и оригинальной.

Манера Улыбаться никогда не расставался с двумя вещами: со склонностью огрызаться и с зеленым неоднократно залатанным зонтиком. Отношения Гуффина с этим зонтом были весьма странными: он мог держать его раскрытым в помещении и даже не подумать использовать во время самого сильного ливня. «Вот ведь чудачество», – сказал бы кто-то. «Дело вкуса и привычки», – ответил бы сам Финн Гуффин и плюнул бы в того, кому что-то там не нравится.