Это песня в моей голове, которую я отказываюсь прекращать. Потому что, когда-нибудь эта реальность снова закристаллизуется в моем мире. Когда-нибудь эта жгучая боль в моем животе умрет, как только мое тело вспомнит один очень важный факт: эта молодая женщина — чертова падчерица моего брата.
— Есть какие-нибудь новости о Влакине?
Фракция, из-за которой мы недавно провели пять лет на окраине границы с Бухарестом, воюя с ними.
Вопрос, на который я не против ответить.
— Они перегруппировываются, естественно. Но если они не смогут вырастить новое поколение воинов в одночасье, то их шпионы — вот о чем нам действительно стоит беспокоиться некоторое время.
— Ха, — слышен шаркающий звук.
Скорее всего, он просматривает мою ахинею.
Я позволил ему это, потому что здесь нет ничего, что могло бы разоблачить мою новую манию. Ничего стоящего там не скрыто.
— Что насчет Джиали?
— Мобилизация, но ничего, с чем мы не сможем справиться.
— А Цекле?
— То же самое.
И так далее, вместе с моим заместителем прокладываем себе путь вниз по списку наших известных врагов. Отвлеченный внутренними тягостными ощущениями в груди, я хрипло даю один ответ за другим.
До тех пор, пока вдруг позади меня не наступает тишина.
— В чем, мать твою, сейчас твоя проблема? — я бросаю через плечо.
— Забавно, мне интересно то же самое, мой старый друг.
Определенно все еще продолжает копать.
— Может быть, тебе следует сосредоточиться на более важных вопросах.
— Я и так это делаю. Похоже, что ты не посещал гаремы с нами после битвы.
Гаремы. Единственное необходимое зло, от которого мы не можем защитить своих неженатых граждан. Их наличие противоречит нашему кодексу, но наша биологическая потребность в крови и сексе делает их незаменимыми.
Я не посещал их годами. На поле битвы всегда были доступные женщины.
И теперь, увидев Каламити, я заперся здесь на всю неделю. Только моя рука, я и проигрышная битва с моими фантазиями.
Каждый раз, когда я закрываю глаза, и перед тем, как прийти в себя, вижу ее.
Я хочу ее.
Я, блядь, нуждаюсь в ней.
Шипя, я прижимаю кольцо большого пальца к кольцу на указательном пальце.
— Очень важные вопросы требуют моего внимания. Возвращайся в гарем и дай мне минуту покоя.
Его смех заставляет мои клыки удлиниться от бешенства.
Когда я оглядываюсь через плечо, он перепрыгивает через один из витиеватых черных столов из красного дерева, которые засоряют эту область моих апартаментов.
Словно гиперактивный, любознательный зайчик.
Дреган ухмыляется мне, шевеля своими темно-красными бровями.
— Может ли это быть связано с женщиной? Только эти адские отродья могут вывернуть самца наизнанку вот так. Я видел это слишком много раз.
Мой ответ?
— Вон, — спокойно приказываю я, указывая на дверь.
Только когда его глаза двигаются в этом направлении и расширяются, мое внимание перемещается туда, куда я указываю.
Или, точнее, на кого.
— Привет, дядя, — черные непостижимые ирисы движутся в направлении Дрегана, и эта снисходительная улыбка расширяется.
— Дреган, как у тебя дела?
Он так же ошеломлен, увидев ее в этом темно-фиолетовом обтягивающем платье. Моргая и заикаясь, он кланяется в талии.
— Ваше высочество. У меня все прекрасно. С-спасибо. А как вы?
Я убью его, если он еще раз запнется из-за нее.
Прежде чем Каламити смогла ответить, я поднимаюсь на ноги.
Ее взгляд устремляется в мою сторону, оглаживает мои черные брюки. Мой одинаково черный кашемировый свитер с длинными рукавами. Они закатаны до локтей, обнажая татуировки, которые покрывают мои руки, тыльную сторону ладоней и пальцы.
Каждая татуировка была дана мне как празднование моих побед на поле битвы. Каждая имеет священный смысл, который выходит далеко за пределы украшения.
И они ей нравятся. Я вижу это в голодной, сверкающей бездне ее глаз.
Черт тебя дери. Будто пылающий адский огонь попал прямо в мою кровь. Две недели отрицания жажды, бушующей во мне, словно приливная волна.
— Чем я могу помочь тебе, Каламити?
Нужно выпроводить ее отсюда, прежде чем Дреган заметит, что она делает со мной.
Прежде чем она продолжит делать это с ним, и я впечатаю его гребанное рыло в антикварный черный стол позади него.
Я едва видел ее с тех пор, как вернулся — по собственному желанию — но я понял, как мало она говорит в моем присутствии. С другими это не проблема, но ее слова при мне являются редкостью.
Может быть, она знает, что ее голос делает со мной, и она сожалеет.
Эта загадочная улыбка пробуждает мое любопытство. То, как она смотрит на меня, как будто я уже внутри нее, и она может видеть каждое противоречивое желание во мне.
— Моя мама просит вашего присутствия в главном зале.
Я сглатываю сухой песок в моем горле. Клыки пронзают нижнюю губу, когда они удлиняются.
— Я скоро приду, — прошептал я, стараясь изо всех сил скрыть их.
Никакого ответа. Просто еще больше мерцания в этих темных ирисах.
Она бросает взгляд на Дрегана.
Он выпрямился, но его взгляд остается неподвижным на полу в почтении к ее положению.
И ее незамужнему статусу.