Молчаливое море

Пришла бумага, подытожившая долгую жизнь нашего корабля. Решением государственной комиссии он списывался на слом. Ему оставалось последнее плавание к ковшу разделочной мастерской, после чего он переименовывался в «разоружаемый объект».

В кают-компании не стало слышно смешков и шуток, совсем как в доме, где лежит умирающий. Зато началось паломничество с других лодок, и вовсе не за тем, чтобы выразить соболезнование. Многим хотелось разжиться у нас дефицитной запчастью.

Котс осунулся и совсем перестал улыбаться. Мы сочувствовали: ведь с кораблем у него были связаны лучшие годы жизни. Можно сказать, каждая палубная заклепка обласкана теплом его рук. А новой лодки ему наверняка не дадут, настало время дипломированных командиров. Видимо, предложат какую-нибудь должностишку на берегу.

Расхватывали не только запасные части, помаленьку расформировывали экипаж. Забрали старпома, следом за ним — командира минно-торпедной боевой части. На это место приказом назначили меня. Неожиданное повышение вовсе не радовало. Не велика честь стать калифом на час.

Скрепя сердце занимался я бумажной волокитой, составляя бесчисленное количество актов и протоколов. Ликвидация большого минно-торпедного хозяйства была нелегким делом.

Рассчитавшись с береговой базой, мы перевели крейсер к месту последней стоянки. Мы долго шли на буксире, и, возможно, у многих на берегу дрогнуло сердце при виде этой скорбной картины. Обшарпанный и накренившийся подводный крейсер понуро плелся за своим поводырем, словно хотел протянуть последние часы на плаву.

Неуютный, захламленный причал разделочной мастерской в обиходе называли корабельным кладбищем. На холодном равнодушном бетоне там и сям валялись останки судов. Жалко торчали в стороны скрученные ребра шпангоутов, а кабели и трубы походили на внутренности.

Когда мастеровые приняли у нас лодку, команду в последний раз выстроили на кормовой палубе. Котс самолично стал к флагу. Едва поползло вниз бело-голубое полотнище, старый корабль тоскливо закричал сиплым голосом электрической сирены.

У каждого из нас запершило в горле. А командир, опустившись на колено, поцеловал любовно начищенную, сверкающую медь флагштока.

Я знал, что корабли не умирают. Их названия присваиваются новым крейсерам, эсминцам и подводным лодкам. И все-таки было грустно расставаться со своим одряхлевшим, но гордым ветераном.

Уже сойдя на причал, Котс медленно прошелся вдоль корпуса лодки, словно хотел запечатлеть в памяти каждую вмятину, потом достал из брючного кармана штамп и, широко размахнувшись, швырнул его в бухту. Наша войсковая часть перестала существовать. Все члены экипажа уже имели новые назначения. Котс уходил начальником базового арсенала, а я назначен на равноценную должность: помощником командира средней лодки. Вот тут-то я оценил благородный по отношению ко мне шаг своего командира. Это был для меня прямо-таки космический взлет.

Мне предстояла дальняя дорога. «Эска» моя проходила модернизацию, но после должна была возвратиться в эти места.

— Везет же тебе, Сандро! — позавидовал Вадим Мошковцев. — Целый год будешь жить в стольном городе. Рестораны, шикарные девочки — блеск! Да и должностишку ты себе отхватил приличную.

— Не знаю только, удержусь ли на ней, — опасливо покачал я головой.

— Тю, санкта симплицитас — святая простота! — хохотнул Вадим. — Командовать всегда легче, чем подчиняться.

Вадим помогал мне собирать чемоданы.

— Послушай, Сандро, — ухмыльнувшись, сказал он. — Передал бы ты мне Светку по доверенности. Год она тебя ждать не станет, а у меня давно на нее зуб горит. Пора сухопарой Катюхе отвод давать...

Резким движением я вырвал из его рук чемодан.

— Ну-ка, мотай отсюда! — скрипнув зубами, сказал я.

— Ты что, опупел? — попятился он.

— Катись, тебе говорят! — с усилием выдавил я, стискивая пальцы в кулак.

— Сопляк. Деревенщина неотесанная, — пробормотал он возле двери.

Перед отъездом я навестил Котса на новом месте. Он мрачно восседал за столом своего кабинета и сердито терзал большущими руками толстые тома формуляров.

— Здравствуй, Костров, — приветствовал он меня. — Заходи, полюбуйся, чем занимается твой командир. Эх, не думал, не гадал, что так бесславно закончится моя карьера. Смолоду дураком был — не учился, слишком крепко к мостику прилип... Рассказывай, зачем пришел.

— Проститься с вами, Юлий Оскарович. Еду к новому месту службы.

— Счастливого пути, лейтенант. Семь футов тебе под киль, — поднялся он из-за стола. — Если помнишь какие обиды, прости старика. Грубоват я бывал, верно, но ведь для пользы дела...

— Что вы, товарищ командир! — торопливо вмешался я. — Какие могут быть обиды!

— Не принято вроде в глаза говорить, — улыбнулся Котс, подходя ко мне ближе, — но, думаю, хороший из тебя получится моряк, Костров. Если, — хитровато прищурился он, — если учиться будешь и раньше времени спесью башку не забьешь!