Моль

— Допрашивал, — согласился Решков. — Больше десяти лет прошло с того дня, как вышел из игры Семыхин. Я не знаю, кто подсылал другого агента к Варваре. Ну… Ловшина. Ловшин присватывался к ней, понимаете: задание! — чтобы через нее раскрыть связь исчезнувшего Суходолова с кем-то. Может быть даже в Москве. Об этом я тоже интересовался. И допрашивал Варвару. А она. «Такой допытчик, — говорила она, — уже был у меня. Он пусть тебе и доложит». Я ей, дескать, ладно, говорю, а как же всё-таки дело было с Ловшиным? «Просто всё было, — ответила Варвара, — и вот что меня удивило, ты только послушай. Удивило, понимаешь, не то, что я его вышвырнула вон, а то, что он окончательно не мне даже, а и никому не нужный. А о тебе я скажу, — тут Варвара подняла брови и глазами, ставшими очень острыми, посмотрела на меня и как о чем-то давным-давно решенном, спокойно сказал: — Так что и тебе пора кончать. Понял?»

— Поковырялся, значит, в прошлом? — опять прозвучала чья-то язвительная реплика.

— Да, — ответил Решков. — Время устремлено не только в будущее, но и в прошедшее.

— А настоящее зачеркиваешь? — уже с другого конца стола раздался ехидный вопрос. — Зачеркиваешь величественное строительство, все наши надежды..

— Надежды? — перебил Решков. — Надежды. Где они? Мы — реалисты, все вопросы решаем пулей.

Конечно, надо было прекратить, замять этот опасный разговор, но остановиться он уже не мог. Как человек, сорвавшийся с кручи, не думает о том, что вниз, на камни, тянет его сила Земли, так и Решков рванулся к призраку правды без вздоха, без размышления, что настоящая правда — для него — те же самые смертоносные камни.

И вот теперь, когда уже разошлись гости, Решков даже с некоторым любопытством разглядывал самого себя таким, каким он был два или три часа назад, за этим же самым столом. Потом он совершенно спокойно отбросил «два-три часа» и с неожиданной гордостью признал, что всё это началось не сегодня и не вчера, а когда-то в прошлом. Может быть даже сразу после того, как ушел от него Суходолов — этот честный, душевно красивый и как будто бы зовущий к себе крестьянский сын. А может быть и после того, как в последний раз он встретился с Ириной, пожал ее руку, услышал ее голос и — затем — отказался взглянуть на мертвую дочь полковника Мовицкого. А может быть… и тут перед Решковым тенью поднялась «пророчица», молодая, сумасшедшая женщина. Ее уже нет, ее когда-то «ликвидировали» за жуткие предсказания того, что случится после Ленина. Но она вроде бы стоит перед Решковым. Она пошатывается, бормочет, не обращая внимания, что с ее плеча сползает рваная кофта…

А он — тогдашний Решков — взглянул на ее обнаженную грудь со следами тяжелых синяков и спросил со смехом:

— Вон ты какая! Вперед всё знаешь и всё видишь. Вплоть до того, кому и какая смерть положена. Да?

— Да, — прикрывая избитую грудь, скороговоркой зашептала пророчица. — Да. Знаю. Знаю, что ты не сам себе расчет произведешь. Знаю, как решит тебя в твой окончательный день твой настоящий друг..

Обо всем этом вспомнил Решков в плавающем папиросном дыму. И думал о своем настоящем друге, верном крестьянском сыне Суходолове, теперь стоящем вне закона.

Возможно, тут кто-то упрекнет Автора. Автор, дескать, нарочито сгущает краски, чтобы бросить тень на «строительство нового мира». Автор, дескать, ненавидит и «строительство» и «строителей», а потому…

Автор уклоняется от полемики. Он просто продолжит свои записки и расскажет, как —

Собеседник оценивает настоящее

Автору уже не раз приходилось предупреждать читателя, что происходившие пикировки писателя Кулибина с Решковым по поводу некой, еще не написанной, книги, не пустой вымысел. Подобного рода столкновения Кулибина с Решковым случались, и довольно часто.

У Автора «Моли», то есть уже заканчиваемого действа, вобравшего в себя многие судьбы, пусть даже и спрятанные под выдуманными именами, тоже был оппонент, вечно брюзжащий, любящий заглядывать через плечо на строчки, выстукиваемые на машинке. Оппонент обладал большой памятью, был начитан, любил историю и, ко всему прочему, считал себя диалектиком. В общем, это был Собеседник, не стеснявшийся в выражениях и довольно упрямый в отстаивании своих, как он говорил, диалектических позиций.

Эти позиции, горячился Собеседник, помогают определить характер причин и следствий, в результате которых только и могла возникнуть, укрепиться и держаться на поверхности советская власть с ее диктатурой партии. Толкуя об этом, Собеседник упрекал Автора, что тот, с головой окунувшись в свои старые дневники и записные книжки, проходит мимо исключительно интересных фактов сегодняшнего дня, подчеркивающих неизменность системы, порожденной Октябрем.